Когда гибнут миллионы, счастье двоих – такое хрупкое и хрустальное, - становится почти нереальным…
О Великой Отечественной войне написаны сотни тысяч книг, статей, снято множество фильмов. Все это для того, чтобы мы помнили о том, какой она бывает страшной и разрушительной, как легко оборвать человеческую жизнь. О любви, а тем более о сексе на войне говорить не принято. Мол, не подходящая это тема для обсуждения, «стыдная»… Тем не менее, это тоже - часть нашей истории, а свою историю нужно знать.
Вот что вспоминают наши старики….
Я тебя никогда не забуду
Был июль сорок первого. Западная Белоруссия. И мы отступаем по всему фронту.
Мы – это артиллерийский расчет в составе пяти человек. В нашем распоряжении «полуторка» и прицепленная к ней «сорокопятка» (пушка 45 калибра). По дороге тысячи беженцев. Идут, несут, везут… Периодически налетают «мессершмиты», бомбят и поливают из пулеметов дорогу. Беженцы толпами бросаются от дороги в лес.
Наш командир – пожилой, сердобольный человек, встретивший третью войну (он прошел гражданскую, финскую и вот Великая Отечественная), – насажал в нашу машину женщин и детей так, что шевельнуться нельзя. Мне посадили на руки молоденькую девушку, рядом сидит наш наводчик с мальчишкой на руках…
А «полуторку» бросает из стороны в сторону, подкидывает на ухабах… И сидящая у меня на руках девушка елозит по мне так, что мне совсем уже невмоготу... Легонькое ситцевое платьице служило плохим изолятором, а трусы в то время, да еще в деревне, никто не носил. Я с ней заговорил, спросил, как ее зовут, она сказала, что зовут ее Олесей и что ей 17 лет. Я сказал, что зовут меня Иваном и что мне 20... Надо понять мое состояние, и я начал ее уговаривать…
А если, - говорю, - сейчас будет налет, прямое попадание и от нас ничего не останется?! Но она не соглашается ни в какую. Вцепилась в свое платьице, натягивает на коленки и только дрожит вся. И вдруг - мощный взрыв позади машины. В темноте «полуторку» кинуло влево. Вскрикнула женщина. Луч фонарика нашего наводчика скользнул в сторону раненой, ей помогали женщины… И тут Олеся тронула меня за руку и я понял, что она согласна…
Она отпустила свое платьице, я сцепил руки у нее на животе и начал потихоньку действовать.
Добро, что на солдатских кальсонах всего одна верхняя пуговица. И вот у нас все получилось. После первого шока она успокоилась, я понял, что она входит в раж, она даже стала потихоньку мне помогать…И… сильный взрыв по правому борту. Машину бросило влево, и я почувствовал, что Олеся стала с меня соскальзывать, но как-то странно. Не своим голосом я закричал наводчику, чтобы он зажег фонарь. Луч скользнул по лицу девушки.
Черная струйка стекала к подбородку. Осколок угодил прямо в висок. Ее смерть была мгновенной.
Вот такое было время. Никто не знал, где и как смерть встречать придется…
Рассказ фронтовика записал преподаватель физкультуры СШ № 7 г. Пятигорска
Владимир Васильевич ДЕНИСОВ.
Конец фрау Эльзы
Мой земляк, Павел Матюнин вернулся с фронта героем. Когда он в начищенных до блеска хромовых сапогах, в натянутых, как струна, галифе, в гимнастерке, увешанной орденами и медалями и перетянутой портупеей, шествовал по деревенской улице, девушки и молодые вдовушки по пояс высовывались в окна и откровенно любовались красавцем-офицером. Казалось, вся женская половина деревни была по уши влюблена в героя-фронтовика.
Мы, мальчишки, ватагой сопровождали Павла. Каждый из нас норовил потрогать его награды, померить фуражку с блестящей кокардой, пройти бок о бок с героем.
И как же я был счастлив, когда дядя Павел заходил к нам в гости, чтобы побеседовать за стаканом самогона с моим отцом-фронтовиком! Отец в самом начале получил тяжелое ранение, остался инвалидом и всю правду о войне знал только понаслышке. А дядя Павел дошел до Берлина, и ему было о чем рассказать. Я слушал его с замиранием сердца и лишний раз убеждался, что дядя Павел - настоящий герой. Но однажды, крепко подвыпив, мой кумир поведал отцу такую историю.
Шел 1945 год. Уже близка была победа. Стрелковый полк, в котором служил лейтенант Матюнин, форсировав реку Эльбу, с боями занял город Дрезден. Командир взвода с группой автоматчиков решил проверить особняк на окраине города – не укрылись ли там фашисты? На стук вышла хозяйка особняка – молодая немка. Она была настолько красива, что офицер лишился дара речи. Заметив замешательство Павла, девушка певуче молвила: «Их фрау Эльза. Битте ин хауз» – и жестом пригласила гостей в дом.
Придя в себя, Павел дал указание автоматчикам проверить хозяйственные постройки и дожидаться его во дворе, а сам вошел в апартаменты хозяйки. Она тотчас накрыла стол: поставила шнапс, закуску и радушно пригласила русского офицера к столу.
Дальше события развивались с катастрофической быстротой. Захмелевшая хозяйка прильнула к красавцу-офицеру и Павел, за долгие годы войны соскучившийся по женской ласке, не смог устоять. Взяв красавицу Эльзу на руки, он понес ее в спальню, где и показал ей всю свою молодецкую удаль.
Когда все было кончено, и Павлу пришла пора уходить, ненасытная хозяйка не пожелала расставаться с неистовым русским. Взяв инициативу в свои руки, немка неожиданно перешла к оральному сексу. Известно, что у нас в ту пору секс считался чем-то постыдным. Для деревенского парня такое проявление страсти было чем-то неслыханным и диким. Потрясенный Павел достал из кобуры пистолет и выстрелил в красавицу-немку…
Когда рассказ был окончен, отец, не проронив ни слова, как-то неодобрительно взглянул на собеседника и опустил голову. Заметив его реакцию, дядя Павел предложил выпить еще по одной. А я выбежал на улицу, забился в стог сена и заплакал.
Петр Петрович КУЗНЕЦОВ, Брянская область.
Военно-полевой роман
Когда началась война, мне было всего 14 лет, но не смотря на возраст, мы с ровесниками уже работали в колхозе наравне со взрослыми. Денег нам, конечно же, не платили, но кушать давали, а это много тогда значило. Грамотных в деревне было мало, а я закончила шесть классов, поэтому меня и поставили учетчицей в первую полеводческую бригаду. Также моей обязанностью было читать бригаде газеты со сводками Совинформбюро. Почти в каждой газете попадались обращения солдат с просьбой к девушкам писали им письма и знакомиться…
А у нас в бригаде одни женщины, я им читаю, а они плачут. Все они до войны замужние были. Но мужья как ушли на фронт, так сразу и сгинули – кто погиб, кто без вести пропал… Остались дети десятилетние и старики столетние... Ну я и предложила: «Не горюйте, бабы, давайте все вместе напишем на адрес полевой почты, где мой друг служит, авось там женихи найдутся»… А я давно уже переписывалась с братом подруги. Какие мне Петя письма ласковые писал! В любви признавался, обещал, что как фрицев прогоним, сразу замуж меня позовет»…
Написали мы коллективное письмо, мол: «Здравствуйте, товарищи бойцы, с приветом к вам, девчата…», и все под ним подписались. И ответы все получили… Таким образом, у меня появился новый друг, старший лейтенант Александр Иванович Ионин. Переписка у нас с ним завязалась бойкая, и он попросил у меня фотографию. Я и посыла… одну – Ионину, а другую - Пете. Хотела поддержать боевой дух ребят. А получилось наоборот… Прислал мне Петя письмо со словами: «Мы Сашей служим в одной части.
Неужели ты думала, что мы не знакомы? Знаешь, как мне тошно стало, когда он фото «своей девушки» мне показал? Видимо, ты, Ниночка, захотела лишнюю звездочку… Ведь я - лейтенант, а он - старший лейтенант… Что же, считай, что ты ее получила...»
Сколько ни писала я Петру, стараясь все объяснить – не простил он меня. А потом убили его. Так я потеряла дорогого сердцу человека... А с Иониным переписка продолжалась, до самого конца войны. Я чувствовала, что он сильно в меня влюбился. И во мне тоже что-то пробудилось… стала считать его своим женихом.
Тем более, что он меня со своими родственниками заочно познакомил… Мы с его сестрой и племянником (Володей) часто писали друг другу. (Жили они в станице Березанской на Кубани). Наконец, долгожданная весть: он приезжает! Володя зовет в гости. Поехала я… Встретил он меня и говорит… Так, мол и так, Саша женат, и женился еще до войны. Но жена ему не нравится, так что... Как услышала я это – в глазах все поплыло. Поняла я, что это расплата мне за предательство Пети. Отказалась я идти к Саше (хотя увидеть его хотелось больше всего на свете), вернулась домой. О том, что можно женатого любить я и не думала – так воспитана была, что считала это невозможным.
А замуж я в итоге вышла лишь в 32 года… Неженатые мужчины после войны большой редкостью были… Сейчас снова одна, мужа похоронила… И часто вспоминаю своих лейтенантов и размышляю о нашей не состоявшейся любви. Одним утешаюсь… Все четыре года, пока Саша бился на передовой, я его ждала и согревала его душу ласковыми письмами. Когда-то он сказал, что только благодаря этому он и остался невредим – потому, что хотел вернуться к любимой девушке. Не знаю, жив ли он? Сейчас ему должно быть 88 лет…
Нина Савельевна БОРОДАНОВА (в девичестве ЧЕХОНИНА), Краснодар.
Смотрю на тебя с неба
Пыльное военное лето 1943 года. По центральной улице станицы Ильской бредут пленные красноармейцы. Измученные длинным переходом, голодные. Солнце слепит, пот застилает глаза. Жажда становится невыносимой, похожей на боль. Конвоиры-немцы тоже устали: после пяти часов утомительного марша отяжелели ботинки, больно врезаются в плечи лямки автоматов. У какого-то плетня, под тенистым деревом шелковицы - колодец.
- Хальт! - командует ефрейтор.
Красноармейцы валятся в пожухшую траву. Скрипит колодезный ворот, пленные с завистью наблюдают, как обливаются холодной водой немцы. Когда очередь доходит до них, устраивают вокруг ведра с водой потасовку. Напившись, расселись кто где. Немцы не торопятся. Раскупорили банки с тушенкой. В наступившей тишине звякают ложки фрицев да урчат животы военнопленных.
Хмурая тетка, наблюдавшая за происходящим из-за плетня, плюнула с досады и скрылась в хате. Через минуту вынесла буханку хлеба, отщипывая маленькие кусочки, постаралась угостить каждого. Со всех сторон к ней потянулись руки, хлеба не хватило. Тетка смахнула слезу и, сердито бормоча что-то, ушла в хату.
Ты! – сыты, а потому подобревший конвоир кивнул молоденькому лейтенанту. - Встать! Идить! - Ударом ноги открыл калитку и пропустил пленного вперед.
Хозяйке приказал дать парню еще еды, а то «голодные русиш не дойдут». А в доме, после того как через станицу прошли передовые части оккупантов, хоть шаром покати.
Корову угнали, из погреба все подчистую вынесли, - качала головой тетка, а лейтенант не сводил глаз с ее красивой чернобровой дочки. Получив в живот тычок железным дулом, даже не поморщился, а уходя, внимательно посмотрел на номер дома.
Спустя несколько дней наши части освободили пленных и лейтенант навестил обитательниц заветного дома. У Ивана было катастрофически мало времени - только объяснился в любви, а уже пора...
От сердца к сердцу протянулась вереница писем «с секретом» - внутри каждого послания Маша находила засушенный цветок. Девушка ждала победу, а вместе с ней - смешного лейтенанта. Но однажды почтальон вместо письма принес извещение на получение денег.
Целых две тысячи! И от кого такие деньжищи? - радовалась мать.
А у Маши перед глазами всплыла строчка из последнего письма Вани: «Если я вернусь, то буду дарить тебе цветы каждый день, а если меня убьют - тебе пришлют денег, хоть изредка покупай букеты сама. Нет ничего прекраснее в этом мире, чем красивая девушка с цветами. А я буду смотреть на тебя с неба и улыбаться».
Историю о несбывшейся любви своей тети рассказала Валентина Гавриловна Шастина из поселка Ильский Краснодарского края.
Любимый постоялец
Началась эта история в 42-м году, когда 25-летний боец, контуженый и раненный в ногу возвращался из госпиталя домой. Кое-как добрался до Пскова, а там вокзал разбомблен и поезда очень плохо ходят. А до дома еще тысячи километров. Что делать солдату? Свернул он в улочку подле станции, постучался в первый попавшийся домик и попросился переночевать. Хозяйка с дочкой (лет 13 девчонке было), встретили гостя радушно.
А хозяйке дома, ее звали Груней, стукнуло 32 годочка, самый сок... Мужа у нее в 41-м убило. Одной бабе несладко... А солдат ладный: высокий, черноволосый, усатый, с голубыми глазами… И тоже без женщины истосковался... В общем, все у них сладилось в первую же ночь… Предложила Груня Николаю остаться, он и остался.
Раны беспокоили его, но Николай как мог, помогал Груне по хозяйству: дров нарубит, воды принесет, ужин сготовит… Все женщины завидовали Груному счастью: такой мужик видный, и сам в дом пришел! Так и прожили они примерно три года, а потом Николай вдруг заметил, что Грунина дочка превратилась в прекрасную девушку. Николай и не заметил, как влюбился. А Тоня еще девчонкой заглядывалась на него… Вспыхнула между ними любовь тайная. Но сияющие глаза разве спрячешь?
Когда все открылось, Груня горько плакала, проклиная Николая и Тоню… И точно накликала беду в дом: не прошло и недели, как Николай слег в бреду и горячке – боевые ранения дали о себе знать. Врачи сказали, что Николай безнадежен. Тоня ухаживала за ним и тихонько плакала. А Груня ревела в голос… Похоронили они Николая. А Тоня через три месяца девочку от него родила. Принесла ее из роддома и ушла неизвестно куда. Олеся выросла вся в отца, такая же красавица. Вырастила ее Груня… О том, кто ее настоящая мать, Олеся до сих пор не знает.
Ольга Владимировна МЕЛЕНЧУК, Псков.
Цыганочка
Это было, кажется, в 42-м. И жили мы на Алтае, в деревушке подле знаменитого курорта Белокуриха. Все санатории тогда были забиты тяжелоранеными бойцами, а почти в каждом доме квартировали эвакуированные. Все местные мужчины ушли на фронт, а 14-16-летние мальчишки туда сбежали. Только старики да дети остались. Мне тогда 13 лет было. Мама с утра до ночи в колхозе, а я по дому управляюсь...
Огород садила, корову доила, еду готовила, да еще за братишками, сестренками глядела – я самая старшая была. Трудненько всем жилось. Но жизнь есть жизнь, живой человек всегда чего-то хочет… Находили время и на развлечения. Соберутся, бывало девчата с бабами, и ну друг друга подначивать. Особенно выделялась одна эвакуированная. Очень она красивая была, смугленькая, на цыганочку похожая… и бойкая такая… Рассказывает: «За мной Митька ухлестывает, проходу не дает. Говорит: «Не согласишься – убью!». Ха-ха-ха! Девки! Убьёт – похороните меня на Красном Яру, пожалуйста (так кладбище у нас называли), да поближе к краю… чтобы я видела, как вы тут блядуете! Ха-ха-ха!».
А Митька тот еще фрукт. Три жены у него было, и от каждой дети. Почему его на фронт не взяли – не знаю… Он на курорте электриком работал, а Цыганочка - медсестрой. Жили оба в Медвежьем логу (улица так называлась). Дорога туда извилистая, с одной стороны гора крутая, а с другой речка…. Каждое утро к речке, на лошадке, запряженной в тележку с бочкой, приезжал наш водовоз за водичкой. И вот съезжает он к реке и видит, в стороне странное виднеется что-то. Остановил лошадку, подходит, а это трусики на кусте висят! Не успел он удивиться, как видит – а под кустом женщина убитая! А рядом с ней мужик! Он и про воду не вспомнил, скорей в сельсовет…
Опознали, конечно, Цыганочку. Холодная уж была. А Митька живой ещё. Ведь все-таки подкараулил… Сначала, видно, стукнул хорошо, а потом затащил в кусты и изнасиловал А сам отравился после всего, кислоты выпил. Его, конечно, спасать стали. Скорей желудок промывать, лекарства давать… а он кричит: «Не хочу жить без нее, не спасайте!!!». Увезли его в больницу, а мы, детвора, следом. Любопытные… всё в окошко палаты заглядывали. А вечером сказали нам, что умер он.
В последний путь Цыганочку вся деревня провожала. Старухи выли – далеко слышно было. И мужа ее с фронта на похороны отпустили. Мне запомнилось, он очень красивый был, боевой офицер… Любил жену, видно, сильно, на кладбище плакал... А Митьку хоронили позже, и тоже много народу было. За гробом три его жены с детьми шли, и рыдали все. Видно, тоже любили…
Александра Алексеевна ПОПРУГА, ветеран трудового фронта, ветеран труда. г. Советская Гавань, Хабаровский край.
Письма читала Светлана Лазебная
Мы, поколение живущее в XXI веке, привыкли думать о Великой Отечественной войне, как о подвиге миллионов людей. Кто-то знает об этом больше, кто-то меньше, но для большинства все это уже превратилось в страницы учебников. А ведь в войну люди не только совершали подвиги, но и просто жили: встречались, любили и создавали семьи.
Забавная и трогательная история любви, правда, уже в послевоенное время, показана в сериале «Пять невест». Время действия – май 1945 года. Только что закончилась война, но воинов-освободителей, с победой дошедших до Берлина, не спешат отпускать домой: служба для них продолжается. Очень расстроены этим обстоятельством бравые летчики-истребители, а больше всех – красавец Вадик Добромыслов, которому не терпится жениться на своей подруге по переписке, Насте. Когда его товарища Лешу Каверина направляют в командировку на Родину, Вадик просит его об услуге: расписаться с Настей от его имени, по его документам, и привезти ее в Берлин. Пока Леша сопротивляется уговорам сослуживца, об этой афере прознают еще несколько боевых товарищей. И вот у солдата уже задание жениться на пятерых девушках. На все про все у него есть сутки. Смотрите телесериал «Пять невест» на телеканале «МИР» 17 июня в 10:10.
Конечно, любовь во время войны не была абсолютно счастливой и безоблачной. И все же, в преддверии Дня начала Великой Отечественной войны мы решили также вспомнить об этой человеческой, а не героической стороне военного времени.
Половой вопрос, или где можно целоваться?
В тылу было очень мало мужчин и много молодых одиноких женщин, на фронте – все наоборот. И все девушки и женщины от пристального мужского внимания чувствовали себя настоящими красавицами. При этом были не только ухаживания, но и романы, и большие настоящие чувства.
Вот что рассказала корреспонденту «МИР 24» уроженка Ленинграда Ольга Сергеевна Луговая, родители которой воевали с 1941 и до 1945 года:
– Моя мама служила связисткой. И когда началась война, она была уже замужем. А ее незамужние подружки-связистки флиртовали как только могли. Но это все равно было очень целомудренно, ничего лишнего они ни себе, ни окружающим их мужчинам не позволяли.
В те времена была совсем другая нравственность. Никто своей любовью не козырял, все было очень сокровенно, потаенно. Нельзя было идти по улице в обнимку. А прилюдно поцеловаться было просто немыслимо. Доходило до смешного: влюбленные приходили на вокзал, к любому поезду, специально чтобы целоваться. Все там прощаются, целуются, значит – можно. И вот поезд уходит, а они стоят.
Или на лестнице: вошел в подъезд – слышишь заполошный шорох. Это двое влюбленных шарахнулись друг от друга. А другого места нет: жили все в коммуналках, по несколько поколений в комнате.
Молодожены – и те не имели своих комнат, их угол отгораживали ширмой. А уж тем, кто просто встречался, было и вовсе негде уединиться. Тем более что все это рассматривалось как нравственное разложение и было наказуемо по комсомольской линии. Поэтому молодые люди очень серьезно относились к проявлениям любви. Либо все всерьез, и тогда женись, либо никакого флирта!
Тем не менее, природа брала свое. Все это не истории любви, а скорее, дыхание, шептание, проживание каждой минуты заново в памяти, и долгие воспоминания, и боль утрат.
Фото: Из личного архива Г. Короткевич
Издержки войны
Однако было много случаев, когда роман заканчивался вместе с войной. Например, мужчина говорит, что у него пропала семья. И это правда – эвакуация. Иногда случались фронтовые романы и создавались новые семьи. А после войны часто прежние семьи находились, и фронтовая любовь оставалась позади. Или наоборот – семьи, едва обретя отца семейства живым, тут же его теряли, поскольку фронтовая любовь оказывалась сильнее, ярче.
Подруга моей мамы, – говорит Ольга Сергеевна, – связистка Раечка Лукацкая всю войну переписывалась с неким Димой. Мечтала, что после войны они поженятся. Красивый был роман. Потом они встретились уже после войны, но жить было все равно негде, и они просто встречались. Когда же его семья нашлась и вернулась из эвакуации, то он ей не сознался в этом. И однажды она встретила его, идущего по улице с семьей. И сразу перешла на другую сторону дороги. Это было для нее страшным ударом, она так и осталась одинокой до конца жизни. До сих пор неизвестно, специально ли он скрыл, что его семья нашлась, или по другой какой причине не смог с нею вовремя объясниться. И таких историй было много.
Сортирная тема
Подружки моей мамы Адочка Свиндлер и Раечка Лукацкая, те самые, что флиртовали с молодыми ребятами на фронте, когда закончилась война, окончили институты, многие пошли по научной части, стали профессорами. А на фронте чего только не было! Мама говорила, каламбуря над тем, что они Ада и Рая, «всю войну прошла между адом и раем, и ни там, ни там не побывала».
Поскольку у влюбленных не было никаких шансов уединиться, а романы крутили все равно, то случались и курьезы, замешанные на неустроенном военном быте. Как-то часть, где служили девушки-связистки, довольно долго располагалась в двухэтажном здании на окраине Ленинграда. У девочек в комнате четыре койки и ведро, поскольку холодно зимой на улицу бегать, а канализация не работает. Выносили ведро по очереди.
У всех дежурство заканчивалось в разное время, и вот у одной, Нины, дежурство закончилось, и она уже легла. И зашел к ней перед отбоем молодой солдатик по фамилии Блинов. Сидит в потемках на ее кровати, ручки целует, а дальше дело не идет – и девушка строга, и сам он понимает, что ничего себе не позволишь.
Вдруг влетает другая связистка, и, не разобравшись в темноте, сдирает свои ватные штаны и присаживается над ведром. И Нина, чтобы как-то спасти ситуацию, внезапно обнимает парня, привлекает его к себе, прижимает головой к груди, чтобы он не слышал ни звука! И, конечно, оставляет в полном недоумении, откуда вдруг такая страсть и порывистость, если раньше можно было только пальчики тайком целовать.
Иногда это ведро они еще и выливали прямо в окно, когда никто не видел. Окно выходило на задний двор, где никто не ходил. И вот врывается одна из девушек, Раечка, и хохочет так, что буквально по стенке от смеха сползает. Оказывается, они там под окошком с ухажером шептались, когда вдруг окошко открылось, и послышалось характерное жестяное бряцанье ведра. Она едва успела его за рукав изо всех сил дернуть, и вместе с ним за угол спрятаться. А он спрашивает: «Что это они, чай выплескивают?».
Ада Свиндлер была необыкновенно интеллигентной и возвышенной, да и потом осталась такой же: доктор наук в Академии художеств, у нее дома вся богема Санкт-Петербурга бывала. Вот был у них ужасно противный командир, который ее в качестве воспитательного этюда заставлял за ним ведро с фекалиями выносить. А она – ни в какую! Заработала за неповиновение несколько нарядов вне очереди.
И тогда моя мама говорит: «Так, давай мы с тобой вместе сейчас мимо него, чинно с этим ведром прошествуем, пусть ему самому стыдно будет. Да еще и всем встречным будем говорить: поберегись, нужник товарища командира несем!».
Фото: Министерство Обороны РФ
Разведка и купание неглиже
В целом, дисциплина была более чем серьезной, да и служба у связисток была не сахар. Ходили и в наряды на передовой, под обстрелом, и в разведку на вражескую территорию. Тащили за собой катушку провода, прицеплялись к вражеской связи, и, разматывая катушку, возвращались назад.
Однажды моя мама была в разведке. И вдруг случилось солнечное затмение, и она потеряла все ориентиры, поскольку тени пропали и все стало выглядеть иначе. Она очень испугалась, ведь она была на финской территории, а попасть в руки к финнам было хуже, чем к немцам – эти лютовали страшно, с живых шкуру снимали. Но обошлось, она отлежалась до конца затмения и смогла выполнить задание и вернуться.
А однажды подруга моей мамы с одним из молоденьких связистов возвращалась из разведки и уже недалеко от своей части они решили искупаться, поскольку шли мимо озера, а было очень жарко. Вообще-то это преступление, за это могли очень серьезно наказать. Из разведки положено идти прямо в часть. Чтобы друг друга не смущать, они решили искупаться с разных сторон озера, хотя сейчас такие условности могут показаться странными. Она плавать не умела и ошиблась: не поняла, что дно резко уходит в глубину. А он только всплеск услышал, и думает: надо же, как ныряет! Нет и нет ее. Потом, когда спохватился, едва вытащил. И все равно ни одного лишнего прикосновения, хотя уж ситуация более чем располагала к близости. А им по 19 лет, и там в любую девчонку были влюблены, поскольку на передовой девушек было мало. А он, бедный, только о том и думал, чтобы она не проговорилась никому в части, что они купались в нарушение воинской дисциплины.
Семья на войне
Родители встретились за несколько лет до войны, он приехал из Риги в Ленинград к родственникам. Никаких ухаживаний почти и не было, он сразу сказал «выходи за меня замуж». Пошли и расписались. В 1939 году родилась я. Папа очень любил и ревновал маму, это я уже потом поняла, когда подросла. 
Папа дошел с войсками до Австрии, мама служила в группе войск Волховского направления. А я, двухгодовалая, осталась с еще не старой бабушкой, которой было всего 48 лет, в блокадном Ленинграде. Бабушка в первую блокадную зиму умерла от голода. Но маму никто демобилизовывать не собирался – только отпустили на несколько дней, пристроить дочку в первые попавшиеся ясли.
Помню, как я там сижу и плачу – домой хочу. А дети меня обступили и спели песню:
Ты пойдешь домой,
Там сидит хромой.
Он ботинки сушит,
Он тебя задушит.
От такого обещания я сразу домой расхотела. Потом прижилась и прожила в этом детском саду, который уже стал детдомом, до конца войны. Помню, что из-за бомбежек все потолки в садике были в трещинах. Из рисунка этих трещин на потолке я сочиняла такие замки, такие картины, что-то фантастическое! И мне казались необыкновенно скучными потолки без трещин. Я думала: «как тут можно жить, с такими неинтересными потолками?»
Раз в четыре месяца маму отпускали из части меня проведать. Она брала меня домой всего на одну ночь. А потом у меня начался голодный понос. Маму вызвали, чтобы она забрала меня умирать дома, поскольку нельзя было допустить летальный исход в садике. И она меня забрала на передовую. Там все честно делали вид, как будто бы никакой девочки тут нет, поскольку ребенку находиться в части было не положено. Меня там чуть подкормили, и я осталась жива.
Я помню комнату, в которой жили девушки-связистки, круглый стол, за которым они готовились к политзанятиям. Я по этой комнате ходила, а потом вдруг испугалась своей тени. И они мне объяснили, что такое тень, и показали смешные картинки на стене. И я, обогащенная этим знанием, вернулась назад, в детский сад. Помню мамину гимнастерку, шинель на ремне, и как я коленками задевала за бляху ремня, когда она несла меня на руках.
Военная тайна и девичья честь
Совсем другая девушка, по имени Ольга Мартьянова, которая служила при штабе, рассказывала, что у них с любовью все было строго: флиртовать-то флиртовали, но до Берлина она дошла девушкой. Хотя это ничуть не мешало ей быть страшной матершинницей.
Все девочки при штабе жили в одной комнате и подшучивали друг над другом, конечно. Ольга рассказывала, что в углу комнаты стоял таз с водой под умывальником, и каждое утро ее валенок почему-то плавал в этом тазу. Однажды она так трехэтажно выразилась по этому поводу, что девушки пожаловались командиру, что Оля Мартьянова ругается матом.
Этот командир очень Ольге нравился. Он посадил всех девушек в кружочек, и говорит: «Оля, встань и скажи нам всем, какие такие слова ты говоришь, что девочки на тебя жалуются». Она, конечно, стояла пунцовая, и ни слова не вымолвила, а когда они все вернулись в комнату и остались одни, обложила всех еще заковыристее, чем прежде.
Еще у Ольги был очень хороший почерк. Множительной техники тогда не было, и она своим красивым почерком переписывала при штабе все важные документы. Перемещалась она вместе со штабом вслед за наступающими войсками через всю Европу. Потом она с гордостью говорила, что сохранила все секретные документы в тайне и неприкосновенности так же, как и свою девичью честь.
Роман длиной в жизнь
Случалась на фронте и настоящая любовь, которая соединяла людей на всю жизнь. Историю именно такой любви своих родителей рассказала корреспонденту «МИР» Линкова Людмила Давидовна, которая родилась в блокадном Ленинграде в 1944 году.
Когда началась война, ее маме Нине Артамоновой было 19 лет. Их, студентов, отправили рыть окопы и после не вывезли с линии фронта. Они пешком, кто как мог, вернулись домой. Оказалось, что ее мама двоих младших детей успела вывезти за линию окружения и оставила в деревне. Сама же вернулась за старшей дочкой в Ленинград. Нина пошла на курсы водителей грузовиков, чтобы заработать на рабочую хлебную карточку. Работала на автобазе, наряду с мужчинами. Работа была очень тяжелой: автобаза обслуживала в том числе и Дорогу Жизни. Мама тоже ездила по этой легендарной дороге, но всего раза два. А потом вышла инструкция, которая запрещала посылать туда девушек.
Отец был родом из Черкасс, он в 1939 году окончил Харьковский автодорожный институт и приехал работать по распределению в Кронштадт. Он служил начальником автобазы, которую во время Финской войны перевели в Ленинград. Позже эту автобазу объединили с воинской частью, им добавили дорожную технику: бульдозеры, грейдеры, самосвалы. Автобазе присвоили номер воинской части. Мама была вольнонаемным гражданским водителем среди многих его подчиненных. Но увидели они друг друга не сразу.
Как-то мама с подружкой Грушей провинились, и начальник, мой папа, вызвал их к себе «на разнос». Вот при таких обстоятельствах они и познакомились. Она потом признавалась, что начальник ее просто поразил: красивый был и солидный. А они вбежали, девчонки по 19 лет, и замерли посреди комнаты – растерялись. И весь задор куда-то ушел. Он их за что-то распекал, а потом потихоньку стал отслеживать маршруты мамы и выяснять, вернулась ли она вовремя на базу, не случилось ли с нею чего-нибудь.
Зеленая лампа и паек на столе
Период ухаживаний не был длинным, да и не принято тогда было встречаться тайком, и некогда – война, все с ног падали от усталости.
Папа каждый день посылал людей туда, откуда они могли не вернуться, и среди них была мама. Они познакомились в сентябре 1942 года. А в ноябре уже поженились.
Начальнику автобазы была положена комната в четырехэтажном доме при автобазе. Туда он и пригласил будущую тещу для знакомства и сватовства. Они с мамой пришли пешком, под дождем. «Дождь, холодина, галоши в глине. Входим, а у него зеленая настольная лампа и продукты на столе!», - рассказывала потом внукам мамина мама. Бабушку, которая тогда еще была совсем не старой женщиной, впечатлило, какой видный у дочери жених: молодой, с военной выправкой, надежный и волевой.
Ее потрясло, что он их обеих сразу пригласил жить в его комнате, и то, что выставил на стол весь свой тщательно сбереженный офицерский паек: хлеб, консервы, настоящий чай и сахар.
Это было и сватовство, и свадьба – все одновременно. Они сидели за столом, чинно говорили о том, что решили пожениться, а на следующий день он забрал их обеих со всем имуществом, которое помещалось в одном чемодане и одеяле, в которое бабушка увязала какие-то вещи.
Родители настолько хранили в тайне историю своей любви, настолько не принято было говорить о чувствах, что они бы очень удивились, если бы им предложили рассказать про романтику отношений. Все это поколение было людьми дела. Но они очень любили друг друга, это было видно! Такая нежность была между ними! Но иногда и подтрунивали друг над другом. 
Ребенок как блокадное чудо
В январе 1944 года у них родилась дочь, я. Младенец весил всего 1 кг 800 г. Рожениц в блокадном Ленинграде было очень мало. Роддом находился на Охте, зима была морозной, стекла в окнах выбиты во время бомбежек, поэтому окна затыкали матрасами и жили все в одной комнате, чтобы хоть как-то согреться. Да и молока, по сути, у рожениц почти не было, поскольку все были истощены до предела.
Молоко, сколько у кого было, сцеживали в один чайник, который стоял на столе посреди палаты. Из него наливали по чуть-чуть всем младенцам, а остальное время делали так: жеваный черный хлеб, завязывали в марлю, эту марлю обмакивали в грудное молоко и такой самодельной соской затыкали рот голодным младенцам, которые от слабости даже не кричали, а только чуть попискивали.
Мы с мамой пробыли в роддоме до апреля. Рожениц держали там очень долго, чтобы хоть как-то выходить младенцев. Но все это время их не перепеленовывали: холодно и все равно нет ткани на пеленки, нет воды их выстирать, нет шансов в такой холод высушить.
Поэтому дома, когда ребенка развернули, оказалось, что у него практически нет кожи! Сплошной кровоточащий кусок. Папа кинулся, нашел известного врача-гомеопата, доктора Грекову. Она дала черную, как деготь, пахучую мазь и предупредила, что она не отстирывается – все испачканные ею пеленки надо выкидывать. И тогда всей автобазой стали собирать нательные рубашки, простыни, куски ткани – что у кого оставалось. Все знали, что у начальника родился ребенок, и все везли, кто что мог. Приходили, приносили их и топтались на пороге: все хотели увидеть это чудо – ребенка, рожденного посреди блокады зимой 1944 года!
И постепенно на боках и спине ребенка стала нарастать тонюсенькая розовая пленочка – будущая кожа. Так я осталась жива. 
После войны
В конце войны папина часть пошла вместе с наступающими войсками по Прибалтике. Они обеспечивали строительство временных мостов, переправ, гатей для продвижения всей военной техники. Они участвовали в штурме Кенигсберга и оттуда их часть отозвали служить в только что занятый Ревель – Таллин.
Мама оставалась в Ленинграде. В 1945 году у нее родился мальчик, мой брат. И только после войны в 1946 году папа забрал всю семью в Таллин. Первое мое послевоенное воспоминание – очень яркая зеленая трава и много желтых одуванчиков.
Папа всегда торжественно приносил домой паек. Я помню деревянный чемоданчик, сбитый мелкими гвоздиками, в котором он приносил муку в полотняном мешочке, брикет масла, консервы. Помню первые в жизни конфеты на 7 ноября – это были разноцветные драже, очень красивые, нам с братом было жалко их есть. Мама в 1948 году пошла работать диктором на радио – читала новости на русском языке.
Отец 25 лет прослужил в сухопутных войсках в составе Краснознаменного Балтийского флота, потом вышел в отставку в звании инженер-полковника, и проработал 13 лет в министерстве строительства Эстонии. Мама вырастила детей, и, когда мы окончили школу, пошла учиться сама – окончила историко-филологический факультет, работала в редакциях нескольких газет и журналов. Так они и прожили всю свою жизнь в Эстонии. И даже много лет спустя очень нежно относились друг к другу и были окружены множеством друзей: сослуживцев, блокадников – собирались вместе на все праздники, готовили стол в складчину, пели песни, и очень держались друг друга.
Любовь - прекрасное слово. В этом слове тепло и нежность, радость и веселье, счастье и жизнь. Война - страшное слово. В нем горе и страдание, тоска и печаль, несчастье и смерть. Любовь и война - несовместимые понятия. Но что давало солдатам бороться, сопротивляться, переносить невероятные страдания, выживать в страшном пекле войны? Любовь к Родине, к родному дому, к тем, кто остался дома и ждал солдата с войны. Каждый солдат во время войны жил надеждой, что его ждут мама, жена, невеста.
Примером большой и чистой любви служит история взаимоотношений Кангина Валентина Никитича и Соловьевой Анны Даниловны, знакомство которых состоялось 10 декабря 1942 года. В этот день Валентин Никитич получил письмо от незнакомой девушки из города Калинина.
Между молодыми людьми завязалась оживленная переписка. Каждую неделю Валентин получал письма от своей незнакомки. 10 декабря станет для них самой счастливой датой. Этот день будет днем начала дружбы, которая перерастет в любовь.
Каждый день Валентин с нетерпением ждал писем от Анны. Из письма Валентина от 5 января 1943 года:
«Если бы Вы знали, как я жду Ваши письма, как они дороги стали для меня и какой Вы близкой становитесь мне…».
Анна также с нетерпением ждала писем от Валентина, а получив письмо, считала себя самой счастливой девушкой. С радостью она шла на работу, улыбалась всем встречным.
Вскоре Валентин и Анна обменялись фотографиями. Валентин на фотографии увидел веселую девушку с длинными белокурыми косами, с весенними веснушками на щеках, только по черно-белому фото не мог определить цвет глаз. Настоящая русская красавица.
Анна же увидела на фотографии красивого молодого человека с выразительными глазами.
Каждый из них в письме надеялся на встречу, но это были мечты. На фронте заслужить правительственную награду было легче, чем получить отпуск для поездки домой. Валентину Кангину повезло: за отличие в сражении за Птахинскую высоту командование поощрило лейтенанта краткосрочным отпуском с выездом на родину.
30 сентября 1943 года Валентин Кангин приехал в Калинин, направился к Анне по адресу: улица Пушкинская, дом 7. В солнечный теплый день состоялась долгожданная встреча Валентина и Анны, о которой они мечтали в письмах почти десять месяцев. Вечером Валентин и Анна заметили на небе большое количество звезд. Анна предложила выбрать яркую звезду и считать ее своей. Так появилась их общая звезда.
Вскоре Валентин Кангин приехал домой, где его встретили мама и сестры, они не могли поверить этому счастью. Из родного дома 7 октября 1943 года Валентин писал Анне:
«...А теперь добавлю то, что за это время я ни разу не был один. Ты постоянно мысленно была со мной. Вот и сейчас мне кажется, что ты сидишь напротив меня и улыбаешься и своим светлым образом освещаешь окружающее пространство....».
Через неделю Кангину В.Н. нужно было возвращаться на фронт. Поезд проезжал мимо Калинина, где произошла еще одна непродолжительная встреча молодых людей. Уже через несколько дней Валентин получил очередное письмо и фотографию от Анны.
«Любимый! Эта улыбка всегда напомнит тебе октябрь 1943 года, перрон Калининского вокзала темной, холодной ночью и провожающую тебя на фронт Аньку после счастливых дней …коротенькой встречи».
С памятного вечера прощания на перроне в октябре 1943 года начинается период дружбы Валентина и Анны. 20 ноября 1943 года Валентин писал Анне:
«...не проходит ни одной ясной ночи, чтобы я не смотрел на звезду. Когда я смотрю на нее, мне кажется, что и ты смотришь, и мы встречаемся взглядами. Звезда наша движется по небосклону вверх и налево. Ты это замечала или нет?...».
«…Я хорошо представляю нашу прогулку сегодня. Лес дремучий. Я люблю такой лес. Вот мы идем, великаны-деревья расступаются. А какая-нибудь елка нет-нет и обсыпит нас искристым снежком. Нам весело и тепло на душе… Ты поможешь мне выбрать самую красивую елку. А потом будем встречать новый год…».
Три истории о чувстве, которое помогало выживать и верить в Победу
ВКонтакте
Одноклассники
Ассоль Мукарова
Степанида и Яков Глушко на своей свадьбе. Фото из семейного архива Натальи Тимошенко.
В феврале 2016 года стартовала Всероссийская акция «Васенин в твоем городе»: в 85 городах нашей страны покажут документальный фильм об уральском ветеране Великой Отечественной войны. История жизни Николая Васенина тронула тысячи людей. В годы войны он попал в плен, бежал и вступил в партизанский отряд в Париже, участвовал в освобождении Европы. Во Франции герой влюбился в дочь командира отряда Жанну Моро, которая ухаживала за ним после ранения. «Русская планета» собрала другие истории о любви на войне.
В Полтавской области в селе Хитцы жил Дмитрий Глушко, селекционер - выводил лучшие сорта гречихи. Когда начались репрессии 1920–1930-х годов, его зажиточной семье грозило раскулачивание.
– Прадед, чтобы спасти семью, вынудил сына Якова жениться на бедной сироте Марии, - рассказывает родственница Наталья Тимошенко. - Думал, что если породнится с беднотой, то большевики не раскулачат. А дед Яков на тот момент любил другую девушку, 16-летнюю Степаниду. Помню, рассказывал, что оба плакали в лесу, но делать было нечего, перечить отцу юноша не мог.
Скорая свадьба не спасла Глушко от репрессий. Все нажитое отняли большевики. Семью же отправили в Челябинскую область. Здесь, на месте поселка Чесма, им выделили небольшой участок. Удалось наладить быт, позднее Глушко переехали в Троицк. Вскоре у Якова и Марии один за другим родились трое детей.
– Бабушку дед Яков не обижал, очень любил детей, но первую любовь так и не забыл, - продолжает Наталья. - Когда началась война, дед воевал на Белорусском фронте. И он писал Степаниде письма на Украину, но ответов не получал. А потом случайно встретил на фронте односельчанина из Хитцов, который рассказал ему, что Стешу немцы угнали в Германию.
Позднее Степанида вспоминала: когда молодежь из оккупированных Хитцов отправили в эшелонах в Германию, ей удалось обмануть охрану и сбежать. Девушка вернулась домой, но оказалось, что там уже поселилась соседка.
– Побоявшись, что Стеша будет претендовать на жилье, соседка донесла о ней полицаям, и девушку арестовали, - говорит Наталья Тимошенко. - Избитую, ее отправили со следующей партией в Германию. Там к русским пленным относились как к рабочему материалу, как скот разбирали на тяжелые работы. Степанида попала в концлагерь.
Яков Глушко дошел до Берлина. Он получил медали «За Отвагу» и «За боевые заслуги». Солдат находился в Германии до 1946 года, и ему удалось найти свою возлюбленную. Домой они вернулись уже вместе.
– Когда дед привез Степаниду, он был женат на бабушке, потом развелся, и в 1948 году они со Степанидой официально зарегистрировали свой брак, - рассказывает Наталья Тимошенко. - Яков купил дом, причем жили они на одной улице с бывшей женой Марией. Яков всем детям помогал, не бросал их.
100 лет назад в южноуральском поселке Кужебаевский родился Мулдагалей Аймуканов. Он - единственный из трех братьев, кто еще в юности уехал жить в Казахстан. В Алма-Ате Мулдагалей выучился, стал прокурором, встретил первую любовь и планировал жениться. Но началась война. Он ушел добровольцем на фронт.
– У него бронь была, а он все равно пошел воевать, - рассказывает племянник Мухаммед Аймуканов. - Попал в 46-й гвардейский стрелковый полк 16-ой гвардейской дивизии, которую сразу на оборону Москвы отправили. Дивизия вела очень тяжелые оборонительные бои в районе Ржева.
Из личного дела Мулдагалея Аймуканова:
«…Во время выбытия командира роты по ранению, товарищ Мулдагалей Аймуканов принял командование на себя и, воодушевляя своим примером бойцов, повел их на штурм высоты под городом Ржев. Высота была взята и закреплена в тот же момент».
26-летний боец чудом выжил, получив тяжелые осколочные ранения глаз и ноги. За совершенный подвиг Мулдагалея Аймуканова наградили Орденом Отечественной войны I степени и Орденом Красного Знамени.
– Правую ногу дяде в военном госпитале ампутировали, из-за ранения остался и без глаз, - продолжает Мухаммет Аймуканов. - Но страшнее оказалось предательство. Когда его в госпиталь в Алма-Ате привезли, дядя сразу сообщил невесте о себе, а она от него отказалась, и вскоре вышла замуж.
В то время за солдатом ухаживала медсестра Унайбола, она-то и подарила ему надежду на новую жизнь.
– Унайбола была сиротой, - рассказывает Мухаммед Аймуканов. - В войну жила и работала в военном госпитале, обслуживала сотни раненых. А симпатичный, добрый Мулдагалей ей сразу приглянулся. Через некоторое время они поженились. Унайбола стала настоящей опорой для дяди. Она ему глаза заменила…
Унайбола и Мулдагалей Аймукановы с детьми и внуками. Из личного архива Мухаммеда Аймуканова.
С поддержкой верной спутницы Мулдагалей Аймуканович выучился в школе для слепых. Потом окончил пединститут, получил специальность учителя истории. На этом решил не останавливаться - поступил в высшую партшколу.
– Закончил очень хорошо, ему даже за отличную учебу вручили подарок - галстук от правительства, - с гордостью отмечает племянник. - После этого его назначили директором фабрики, в которой трудились незрячие. Когда вышел на пенсию, стал простым рабочим.
Более 40 лет в счастливом браке прожили Аймукановы, вырастили восемь детей. Всем им дали высшее образование, до самой смерти их поддерживали.
Незадолго до начала Великой Отечественной войны жители деревни Пинковичи Никифор и Людмила Гусаковы сыграли свадьбу.
Бресткая область в 1941-м одна из первых приняла на себя удар нацистских войск, в результате чего до 1944 года была ими оккупирована. 25-летний Никифор Гусаков собрал группу мужчин, и вел активную подпольную деятельность. Они передали партизанам много трофейного оружия, распространяли среди жителей агитлистовки, газеты, оказывали помощь бежавшим из плена, вербовали в партизанские отряды власовцев, следили за движением воинских эшелонов. Кроме того, совершили целый ряд диверсий - выводили из строя предприятия, работавшие на оккупантов, поджигали их, взрывали.
– Дедушка и его группа умудрялись делать это буквально под носом у гитлеровцев, рассказывает внучка Людмила Куневич. - Сам он работал плотником, но все же за ним стали следить, и в марте 1943-го Никифору Иосифовичу пришлось уйти в лес к партизанам.
Из воспоминаний Никифора Гусакова об этом периоде:
«Мы продолжали работу: распространяли листовки, советские газеты. Хотя они были старые, но читали их с жадностью. Рассказывали населению о положении на фронтах. Слушали нас внимательно. Нам верили, нас знали. Нас окружали преданные люди, смелые и отважные. Был, например, в Лемешевичах фельдшер Рабцевич. Он поддерживал с нами связь, помогал партизанам медикаментами, лечил их. А был он немолод - за 60. Родная тетка одного из партизан стирала нам, готовила, отдавала последнее. За все время не слышали от нее ни одного худого слова. В Кудричах жил казак Василий. Он был хорошим сапожником, столяром-умельцем. Он нам к ружьям приклады прилаживал, чинил обувь, делал седла. У него была большая семья - семеро детей. От детей урезал, но нам на болото привозил продукты. До последнего дня оккупации помогал...»
Когда фашисты узнали, что Никифор Гусаков партизанит в белорусских лесах, они схватили его жену Людмилу. Сначала просто допрашивали, а потом стали избивать, пытаясь выведать, где прячется муж. Были озлоблены, грозились забрать дочь, которой не было и года.
– Бабушка говорила, что ничего не знает, только ей не поверили и отправили в тюрьму в город Пинск, - продолжает Людмила Куневич. - Здесь она провела полгода, ее пытали, бесконечно допрашивали, но ничего им не рассказала. Но самое страшное было по утрам. Когда фашисты называли фамилии женщин, которых увозили и расстреливали. Каждый раз бабушка замирала от страха, когда слышала список, но беда обходила ее стороной. Она потом рассказывала, что ее уберегла вера в Бога, в то, что он не оставит ее в трудную минуту.
Тем временем, гитлеровцы стали регулярно наведываться в дом родителей Людмилы, искали ее дочь. Но отец заверил их в том, что малышка не выжила без материнского молока. Маленькую Зину удавалось спрятать.
Людмила Гусакова с дочкой Зиной. Фото из личного архива Людмилы Куневич.
Людмилу и других заключенных решено было вывезти в эшелонах в Германию. В городе Белосток в Польше был еще один допрос. По счастливой случайности, там молодая женщина встретила бывшего односельчанина - доктора, который хорошо знал ее отца. Он украдкой шепнул Людмиле, что нужно во чтобы то ни стало бежать с поезда.
– Бабушке и еще шести заключенным удалось сбежать и спрятаться в поле ржи, - поделилась Людмила Куневич. - Ночью они вышли к хутору. Голодные, изможденные, на свой страх и риск зашли в одну из хат. Хозяин все понял, накормил и посоветовал идти на восток. Ночевали то в полях, то в деревнях, люди добрые помогали в пути, кормили. Через месяц добрались до родных мест, которые к тому времени уже освободили от оккупантов.
– Односельчане, заметив ее, очень удивились: «Люда жива? Она же умерла» - сказали, - продолжает Людмила. - Когда дедушка узнал, он тут же приехал за ней. В их семье родились еще пять детей. Вместе бабушка с дедушкой прожили 52 года.
