В середине минувшего тысячелетия Европу потрясли события, которые изменили все течение истории. Серьезные перемены в устоях средневекового Pax christiana «христианского мира» затронули не только образ жизни людей, но и образ Бога. В переменах этих рождался иной человеческий тип, менялось понимание назначения человека и смысла его жизни. Начиналось Новое время, «наше время» для поколений, создавших современное общество с его рыночной экономикой, техникой, демократией, новой верой в прогресс и науку, свободу и разум. Оплотом этой веры стал протестантизм, рожденный в 95 тезисах доктора Мартина Лютера.
Хронология эпохи Реформации
10 ноября 1483 года
в Айслебене (Саксония) родился Мартин Лютер
1 января 1484 года
в Вильдхаусе родился Ульрих Цвингли
1505 год
Лютер принимает постриг в августинском монастыре в Эрфурте
10 июля 1509 года
в Нуайоне (Пикардия) родился Жан Кальвин
1512 год
Лютер посещает Рим; начинает читать лекции о Библии в Виттенберге
1515 год
публикация «Писем темных людей», высмеивающих кёльнских доминиканцев
31 октября 1517 года
Лютер вывешивает свои «95 тезисов» на двери церкви в Виттенберге
1519 год
Цвингли начинает публичные проповеди
1519 год
идеи Лютера осуждены в Кёльнском и Лувенском университетах
1520 год
идеи Лютера осуждены в Парижском университете. Папская булла Exsurge Domine угрожает Лютеру отлучением. Тот издает три реформационных трактата и прилюдно сжигает папскую буллу
1521 год
Филипп Меланхтон публикует первое издание Loci Communes («Общих мест»), которым суждено стать «стандартом» для богословских работ лютеранского направления. Вормсский рейхстаг. Лютер объявлен вне закона, Фридрих Мудрый предоставляет ему убежище в Вартбурге
1522 год
волнения в Виттенберге. Возвращение Лютера. Публикация немецкого перевода Нового Завета
1524 год
начало Крестьянской войны в Германии
1525 год
публикация «Комментария об истинной и ложной религии» Цвингли. Лютер женится на бывшей монахине Катарине фон Бора
1528 год
Берн принимает цвинглианскую Реформацию, месса отменяется
1531 год
северонемецкие князья основывают Шмалькальденскую лигу в защиту протестантизма. В битве при Каппеле погибает Цвингли
1534 год
учреждено «Общество Иисуса» орден иезуитов. Начало Контрреформации
1539 год
издан первый том полного собрания сочинений Лютера 18 февраля
1546 года
умер Лютер
1555 год
Аугсбургский мир закрепляет территориально-религиозное разделение Священной Римской империи между протестантами и католиками
Священник из Виттенберга заявил участникам имперского рейхстага в Вормсе: «Если только Писание и простой разум не убедят меня в противном, я не принимаю власти пап и церковного собора, потому что они противоречат друг другу, моя же совесть в плену лишь у Слова Божьего. Я не могу и не буду ни от чего публично отрекаться, ибо идти против собственной совести равно неверно и небезопасно. Помоги мне Бог. Аминь». Он покинул собрание, уже за дверью промолвив: «Мне конец». К счастью, Лютер ошибался, но тактически: упрямца не взяли под стражу прямо на выходе лишь потому, что предварительно (и опрометчиво, с точки зрения «судей») ему было выдано императорское «письмо о безопасном проезде» так называемый Schutzbrief. Оно гарантировало предъявителю 21 день полной неприкосновенности от преследований на всей территории разобщенной Германии. 25 апреля 1521 года доктор Лютер направился домой, в Виттенберг.
Но, конечно, «выигрыш» 21 дня ничего не решал для бунтаря, тем более что сразу после событий в Вормсе Карл V, император Священной Римской империи , выпустил указ, объявляющий его вне закона: Лютера имел право убить всякий, кто пожелает, не опасаясь юридического возмездия. Участники событий на несколько недель замерли в ожидании: что все-таки станется с упрямцем после «вормсского скандала»?.. Случилось совершенно непредвиденное: вмешались «лихие люди». По пути «к месту постоянного жительства» опального монаха похитили. Спутники видели, как неизвестные всадники в масках отбили его от процессии и увезли за ближнюю гряду холмов. Лютер пропал. Но вскоре в замке Вартбург, принадлежавшем электору (курфюрсту) Саксонскому Фридриху III, появился и стал постепенно обрастать черной бородой некий юнкер («молодой дворянин») Йорг. Он слыл человеком книжным, целыми днями что-то писал. Реформация на время замерла лишь для того, чтобы спустя неполный год покатиться дальше, ускоряясь и набирая обороты, вооруженная переводом Евангелий на немецкий язык, именно над ним работал вождь протестантов в Вартбурге. Само по себе это было вызовом: еще за год до конца XII века Папа Иннокентий III по свежим следам катарской и вальденсианской ересей запретил «неавторизованные» переводы Писания, отличные от латинской Вульгаты, составленной Святым Иеронимом в 382405 годах.
Поразительно быстрый успех Лютера и Реформации в немалой степени объясняется экономическими причинами: жесткими поборами в пользу римской курии, на которые уже давно безрезультатно жаловалось большинство европейских стран. Все громче звучали требования реформы церкви in capite et in membris («в отношении головы и членов»): Римские Папы в 1309 году почти на 70 лет оказались в плену у Филиппа IV во французском Авиньоне . Это случилось потому, что светские и духовные власти не поделили влияние и прерогативы. За пленением последовала так называемая «Великая западная схизма» раскол между авиньонскими и римскими понтификами. Схизма началась в 1378-м и завершилась лишь на Констанцском соборе (14141418), где реформы были обещаны, но о них немедленно забыли, как только Рим укрепил свою власть. А там настал черед и «ренессансных пап» XV века, которым земные удовольствия были не чужды (как не вспомнить Александра VI Родриго Борджа и Льва X Джованни Медичи). Священники порой тоже не отличались силой духа, да и монашество в ту эпоху пришло в заметный упадок.А еще стремительно теряла привлекательность средневековая теология, тогда как критика религии вела к распаду всего средневекового мира идей и верований. Помогло Реформации и то, что новая церковь, готовая признать полный контроль со стороны светских властей, получила поддержку правительств, плавно превративших религиозные проблемы в национальные и политические, закрепив их законом или силой как в Англии, Цюрихе, Женеве
Платон с его учением об идеях как функционирующих логических понятиях снова шел на смену Аристотелю, идеи которого Фома Аквинский и представители схоластической традиции соединяли с откровениями Священного Писания. В этих условиях бунт против религиозного господства Рима был просто обязан увенчаться успехом.
Памятник швейцарским отцам Реформации, воздвигнутый вЖеневе в 1917 году
Современники, но не соратники
Вторым после Виттенберга центром Реформации стал Цюрих, где правил бал швейцарский церковный и политический деятель, сын деревенского старосты и образованный гуманист Ульрих Цвингли (14841531). Его идеи во многом отличались от лютеровых в радикальную сторону (особенно по вопросу о необходимости церковной службы вообще), но цели лютеран и цвинглиан поначалу совпадали. Выражавший интересы цюрихских бюргеров проповедник быстро окреп в муниципальных баталиях и буквально подмял под себя городской магистрат, который под его «диктовку» выпустил ряд антиримских актов и под конец вовсе запретил в городе католическое богослужение.
Не отставали и франкоговорящие кантоны страны, возглавленные в Женеве Жаном Кальвином (15091564) поначалу скромным представителем общины французских переселенцев. Кальвинизм отличался еще более жесткими формами доктрины, регулирующими всю домашнюю и общественную жизнь гражданина. Речь идет буквально о полном сращении религиозной практики с ежедневным существованием. Слово мэтра считалось в Женеве 1540-х годов истиной в последней инстанции, никакие разночтения или возражения не допускались. Священников выслали, а мирян заставили посещать новые молельные дома.
С кем вы, западные христиане?
Когда в 1517 году отличавшийся крайним религиозным рвением католический монах из Тюрингии по имени Мартин Лютер впервые выступил против продажи индульгенций, он хотел только исправить и укрепить Вселенскую церковь, напомнить о евангельском идеале бедности, о чистоте ранней христианской общины. Однако поднятый им частный вопрос неожиданно живо заинтересовал людей самых разных сословий. И очень скоро логика борьбы привела мыслителя к разрыву с папством. Папская булла Exsurge Domine от 15 июня 1520 года признала 41 из 95 тезисов Лютера «еретическим». Следующая булла, от 3 января 1521-го, предоставила ему 60 дней, чтобы отречься от заблуждений под угрозой отлучения от церкви и сожжения всех ранее опубликованных трудов. Вместо этого виттенбергский монах против общего ожидания не моргнув глазом объявил папу антихристом: ведь тот, кто претендует на единственно возможное толкование Писания и отказывается от любых реформ, идет против Бога. В результате конфликта последовал «обмен аутодафе», затемобещанное Римом отлучение еретика. Так, в 1520 году жребий был брошен. Каждому западному христианину предстояло теперь определиться с кем он, с реформаторами или «традиционалистами»?
Именно тогда родилось столь привычное сегодня разделение христианской эры на «тьму Средних веков» и «свет Нового времени», и именно в связи с верой в близость наступления принципиально иной эпохи. Стержнем этой веры, движущей силой этой первой из великих европейских революций был могучий порыв к всеобщей «реорганизации» жизни. И ренессансным гуманистам, вроде Боккаччо или Рабле, и религиозным реформаторам-лютеранам казалось, что после столетий варварства и суеверия человечеству пришло время наконец возродиться. Иное дело, что первые искали образцы для подражания в синтезе с классической античностью, а вторые только в апостольской эпохе. Но результаты их усилий вышли далеко за пределы желаемого изначально: церковь (во всяком случае, в Северной Европе) вовсе утратила практический контроль над жизнью общества, в значительной части западных стран развилась новая, буржуазная культура, о которой никто не мечтал и никто ее не предвидел. Религия превратилась в предмет интеллектуальной критики и политических манипуляций. В центре Старого Света разгорелась невиданных масштабов Тридцатилетняя «война вер» (16181648) первый конфликт, так или иначе затронувший почти все европейские страны, а значит, большую часть ойкумены, известной при Лютере. Война стала логическим завершением раскола Европы, вызванного Реформацией.«Господин над всеми вещами»
Виттенбергский доктор богословия провозгласил: главный вопрос бытия это вопрос о соотношении веры и «добрых дел». И сам на него ответил однозначно: для протестантов существенно лишь первоепочитание одного лишь Бога; а что касается добрых дел, то они, мол, только верой и порождаются. Власть папы, по мнению реформаторов (поначалу, когда они еще признавали ее), весьма ограниченна. Прощение вины прерогатива одного лишь Господа, и поэтому продавать «бланки отпущения грехов» ради спасения души извращение идеи о Божественном милосердии. Покаяние же для христианина составляет глубочайшее переживание: оно не ограничивается даже соответствующим таинством, но должно переворачивать всю его жизнь.
Еще отец Реформации выступил против претензий римского престола на господство в светской жизни (существовало убеждение, что духовная власть априори выше светской). Он потребовал самостоятельности для немецкой церкви, отмены целибата (обета безбрачия) для священников, признания в качестве таинств только двух (учрежденных самим Иисусом) крещения и причащения. В общем, коренные изменения доктрины призваны были обеспечить возврат к временам апостольской проповеди. По мысли Лютера, христианин есть «свободный господин над всеми вещами и не подчинен никому» в тех случаях, когда речь идет о его вере, о «внутреннем человеке», но «готовый к служению раб всех вещей и подчинен каждому», когда речь идет о внешних проявлениях его жизни. Главный же принцип «один лишь Христос» в противовес сонму «официальных посредников» между человеком и Богом. Не предписанными церковью установлениями, а «одной лишь благодатью» Господней можно добиться спасения души.
Естественно, такие рассуждения неизбежно привели к отрицанию непогрешимости понтифика и соборов. В Риме, да и в епископатах самой Германии, все это не могло не вызвать отторжения. Впереди верующих ждали века разобщения и смертельной ненависти. Только в ХХ веке католики и протестанты вновь попытаются двинуться навстречу друг другу. А пока Пока новое учение набирало последователей. В первую очередь в Германии.
Германия стала и местом зарождения Реформации, и ее главным центром, конечно, не случайно, хотя в определенном смысле это движение предвосхитили французские раннесредневековые ереси и деятельность Яна Гуса (13711415) в Чехии. Дело в том, что к первой четверти XVI столетия светское могущество Рима уже изрядно надоело даже крупным баронам, которым по «классовой логике» отнюдь не полагалось поддерживать кардинальные общественные перемены.
Немецкая жизнь меж тем все сильнее «усложнялась». В Виттенберге (и это лишь при двух тысячах постоянных и небогатых жителей) был в 1502 году учрежден совсем рядом с княжеским замком университет (именно в нем, по Шекспиру, обучался принц Гамлет). Сам доктор Мартин, в свою очередь, занимал должность и священника Замковой церкви, и университетского профессора, а владел феодальной крепостью тот самый саксонский владетель Фридрих Мудрый, который впоследствии спас отца Реформации от гибели после Вормса.
Чем были заняты тогда мысли возмутителя европейского спокойствия? На склоне лет, имея в виду собственный опыт, он писал: «Отчаяние делает монахом». Скорее всего, это отчаяние не связывалось с какими-нибудь конкретными трагическими событиями, а носило характер сугубо экзистенциальный. На рубеже XVХVI веков все бюргерство мучилось от того, что мы сегодня назвали бы социальной неуверенностью, унынием и апатией. В коллективном сознании эпохи витало предчувствие близкого конца света. Любимая песня той порыплач «Среди жизни в смерти обретаемся» Ноткера Заики. Любимая гравюра, украшавшая стены домов и мастерских, дюреровские «Четыре всадника» из серии «Апокалипсис», одетые в костюмы «феодальных хищников» императора, папы, епископа и рыцаря. В общем, духовную атмосферу предреформационного времени знаменитый голландский культуролог Йохан Хейзинга характеризует так: «Каких бы сторон тогдашнего культурного наследия мы ни коснулись будь то хроника или поэзия, проповеди или даже разного рода грамоты, всюду остается одно и то же впечатление бесконечной печали. Может показаться, будто эта эпоха была несравнимо несчастна и ведала только раздоры, смертельную ненависть, зависть, грубость и нищету... Призыв memento mori (помни о смерти) пронизывал все ее наличное существование».Между тем на этом мрачном фоне хозяйственная жизнь страны в эпоху юности Лютера вдруг вышла на подъем. Немецкие ярмарки, коммерческие конторы и банки прославились на всю Европу, хватка и мастерство немецких негоциантов вошли в поговорку. Естественно, по универсальным законам экономики, такое развитие сопровождалось скоростным разложением старых, патриархальных способов хозяйствования. Отсюда рост прямых противоречий, насилия на дорогах и в деревнях, воровство, продажность князей и судей, в общем, все, что принято называть упадком нравов. Отсюда же страстное осуждение низами «служения мамоне», под которым они разумели прежде всего феодальную алчность. Богатевшие потихоньку горожане по понятным причинам не вполне принимали такое бескомпромиссное осуждение жажды наживы, однако были против необоснованного стяжательства дворян. Их лихоимство, повальное пьянство и произвол приводили добропорядочных буржуа в отчаяние. «Господа наши, скажет Лютер в 1525-м,во всяком зернышке и соломинке видят гульдены», а потому делаются «беспощадными, как ландскнехты, и хитрыми, как ростовщики».
Итак, нарождающийся немецкий «средний класс» бессознательно жаждал морального возвышения честного частного предпринимательства, уверенности в том, что оно не менее достойно, чем военная или чиновничья служба, что Бог благоволит к бережливым и добросовестным дельцам, а осуждает только лишенное нравственных ограничений стяжательство. Но что делать, если в рамках католического канона такие выводы невозможны? Ведь средневековое мировоззрение ставило на торговле и предпринимательстве несмываемую печать греха. Лютер выносил в себе этот конфликт и нашел средства его разрешения.
После «похищения» виттенбергского бунтаря курфюрстом на его родине ширилась поддержка новых идей, да и коллеги по университету хлопотали перед имперскими князьями. Ведь монах, отлученный от церкви и сам отвергший монашеские обеты (1525 год), не мог участвовать в публичных богословских спорах с католиками, а тут он был крайне нужен своим соратникам. На время отсутствия учителя эту обязанность взял на себя его сподвижник теолог-гуманист и систематик лютеранства Филипп Меланхтон. И Меланхтон, и еще более «экстремистски» настроенный Андреас Карлштадт выступали за перемены. Да что выступали проводили их в жизнь! Прихожане еще до возвращения Лютера стали причащаться не только хлебом, но и вином в отличие от католиков, у которых к чаше прикладывался только священник. Начался исход монахов из монастырей, священнослужители вступали в браки. Отец реформы одно время даже взялся раздумывать имеют ли они на это право? Получилось, вроде как имеют...
Об удобстве необременительной верыПриверженцы протестантизма не отличались особой разборчивостью в методах его распространения. Как они действовали? Громко, порой истерически обвиняли католиков в реальных и мнимых грехах. Ниспровергали, не особенно заботясь о созидании. Подбирали души людей, готовых поддерживать все, что обещало перемены, и во всяком случае, поначалуне предлагали им ничего вразумительного, кроме отказа от традиции. Хорошо «шла» ненависть к Риму и кардиналам, подогреваемая бесконечными жалобами на безобразия священников. Такая артподготовка очень помогла успеху Реформации. Важнейшие религиозные принципы отправлялись на свалку истории вместе со злоупотреблениями.
Кроме того, новаторы успешно пользовались конфликтами, которые возникали повсюду между светскими и духовными лицами, между клиром и прихожанами, между епископами и городами, между монастырями и князьями. Лишая духовенство влияния на обыденную жизнь общества, реформаторы поддерживали феодалов и города в желании завершить наконец застарелые споры в свою пользу. Абсолютно новая, освобожденная от политических притязаний организация верующих пришлась тут как нельзя кстати. Реформированное священство владело лишь теми правами, которые жаловали ему гражданские власти. Реформированная национальная церковь северогерманских земель вошла в полное подчинение гражданских правителей, и вверившиеся их власти новаторы веры уже не могли выйти из этого «услужения», даже если бы и захотели.
Наконец, успешно апеллировали реформаторы и к сугубо человеческим эмоциям, движениям душ. Идеи, которые пропагандировали последователи Лютера: свобода мысли, право каждого основывать веру лишь на Библии, были крайне привлекательными. Отмена механизмов, призванных держать в узде греховную человеческую натуру (исповеди, епитимьи, поста, воздержания и обетов), привлекала тех, кому надоело излишне себя сковывать. В самом деле, зачем усмирять плоть, когда достаточно просто верить и петь гимны на родном языке! Война против церковных орденов, целибата и монашеского воздержания практик возвышенной жизни в христианстве привлекла к Реформации тех, кто предпочитал «необременительную веру». Очень помогала и конфискация собственности монастырей: она использовалась для материальной поддержки бывших монахов и монашек, священников-«расстриг». Множились бесконечные памфлеты, игравшие на самых низменных чувствах. Папу, Римскую курию, вообще всех остававшихся в русле католицизма в землях победившей Реформации подвергали насмешкам, а язык доктрины искажениям и издевательству. Все это находило, как говорили раньше, «живой отклик в массах».
«Чья земля, того и вера»
Как ни странно, многие епископы поначалу отнеслись к реформистским настроениям равнодушно, и это дало лидерам протестантов время развернуться. Даже значительно позже обнародования виттенбергских тезисов ряд отцов церкви, оставаясь, конечно, верными своим убеждениям, не обнаруживали сил и желания адекватно ответить на вызов «еретиков». То же можно сказать и о приходских священниках, многие из которых были к тому же довольно невежественны и апатичны, а это разительно контрастировало с рвением новых проповедников. Последние легко находили общий язык с «грубыми душами», чуждыми письменного слова и благосклонными к собственным слабостям.
Многие новые порядки льстили примитивному чувству коллективизма: чашу для причастия принимали всей конгрегацией, песнопения стали коллективными. А чтения из Библии, а отвержение базового различия между клиром и мирянами? Все могли быть «как все». Сюда же отнесем и все ту же привлекательную доктрину оправдания одной верой (безотносительно добрых дел), отрицание свободы воли, оправдывающее моральные «недоработки», и вселенское священство, которое, казалось, напрямую предоставляло каждому долю «жреческих» и административно-церковных функций.
И, наконец, одним из основных движущих сил Реформации выступило прямое насилие властей, заинтересованных в переделе собственности. Упорствовавших в католицизме священников высылали из протестантских областей и заменяли приверженцами новой доктрины, прихожан принуждали посещать их службы. Дошло до того, что во многих местах людей и целые приходы перестали допускать в церкви: особенно прославилась такой решительностью кальвинистская Женева, где инакомыслящего могли и сжечь, как, например, это случилось в 1553 году с испанским врачом Мигелем Серветом, ославленным лжеучителем и еретиком, отрицавшим учение о Троице. История Реформации показывает, что гражданские институты явились одним из основных факторов распространения ее повсюду: не религиозные, но династические, политические и социальные факторы часто оказывались решающими. Веру получали по принципу «Cuius regio, eius religio » «Чья земля, того и вера»
Огонь Реформации быстро охватил всю Европу. Известно ведь, что любые идеи и лозунги мгновенно расхватываются теми, кому они в тот или иной момент выгодны: «на всякий товар найдется купец». Например, во Франции 2030-х годов XVI века среди богатых горожан и простолюдинов лютеранство и анабаптизм (радикальное реформаторское течение, выступавшее за вторичное, сознательное крещение во взрослом состоянии, отрицавшее церковную иерархию, таинства и не позволявшее своим адептам платить налоги или служить в войсках) стали очень популярны. «Подтянулся» и кальвинизм с его суровой политической риторикой, когда пришло время бескомпромиссной борьбы феодалов-сепаратистов с набиравшим силу французским абсолютизмом, тот ведь опирался на традиционный католицизм. Жестокий узел этих противоречий, описанных во множестве известных литературных сочинений, оказался отчасти разрублен только длинными ножами Варфоломеевской ночи в Париже (24 августа 1572-го), которая стала кульминацией Гугенотских войн и спустя 30 лет «продиктовала» бывшему протестанту Генриху IV Наваррскому фразу о том, что «Париж стоит мессы».Тем временем, уже со второго десятилетия XVI века, то есть с самого начала Реформации, на ее родине центробежные тенденции, успешно преодоленные во Франции , побеждали. В Шварцвальде вспыхнула и вскоре охватила всю Юго-Западную и Среднюю Германию Крестьянская война. Из кругов, близких к радикальному религиозному и повстанческому вождю Томасу Мюнцеру, вышло в мир так называемое «Статейное письмо» (Artikelbrief), полное лозунгов: свободу «бедным и простым людям» от любых властей и господ! Переустроить жизнь на принципах «общей пользы» и «божественного права»!.. Неудивительно, что бюргеры метнулись в противоположную от мятежников сторону в объятия «удельных» князей и родовой знати, которая в свою очередь с готовностью присвоила себе на волне лютеранской пропаганды отчужденную собственность церкви. В итоге движение крестьян общими усилиями удалось подавить, но Аугсбургский мир, заключенный между баронами-протестантами и баронами-католиками в 1555 году, дал лишь недолгую передышку: начало XVII века принесло немцам уже упоминавшуюся Тридцатилетнюю войну . Из нее отечество Мартина Лютера уже вышло совершенно обессиленным: Священная Римская империя навсегда утратила лидирующие политические позиции на континенте.
От кальвинистов до квакеров
Как известно, любой социальный протест в Средние века облекался в религиозную форму. Но века эти заканчивались: Реформация стала последним подобным движением. Эпоха Просвещения, проникнутая духом скептицизма, интересовалась религией только с той точки зрения, с какой ее можно было развенчать. Впрочем, некоторые сугубо «реформационные» ценности Запад сохранил навсегда: в культе утвердилась значимость Слова в противовес Изображению, а проповедь заняла в умах место литургии.
Римская церковь с самого начала сопротивлялась противным ей веяниям. По прошествии тридцати лет с момента обнародования тезисов Лютера Тридентский собор осудил его идеи. А великие римские понтифики Павел III, Пий V и Сикст V быстро нашли общий язык с католическими монархами, в первую очередь с Филиппом II Испанским, с баварскими герцогами и с императором Фердинандом II. Была усилена инквизиция (в 1542 году в Риме появилась ее Священная канцелярия), составлен Индекс запрещенных книг. На смену дезорганизованным германским монашеским орденам явились новые ордена капуцинов (1525) и иезуитов (1534). Католицизм уцелел. Однако несмотря на предпринятые меры, идеи Лютера достигли даже главных цитаделей католицизма Испании и Италии . Считалось, к примеру, что испанские протестанты самые рафинированные. Впрочем, это интеллигентское течение свернулось к 1560-м годам.
Тем временем в местах, где протестантизм закрепился всерьез, развивалась его теоретическая база за кальвинистами (в том числе гугенотами) пришли меннониты сторонники «революционного» анабаптиста Менно Симонса (умер в 1561 году). Потом наступила очередь методистского, квакерского, пятидесятнического и других течений, выросших из идей ривайвелизма «религиозного возрождения». Последнее призывало вернуться не только к идеалам раннего христианства, но и к «чистой», первоначальной Реформации.
Проводниками протестантизма в буржуазный век и, если говорить геополитически, в Америку, стали Нидерланды и Англия наиболее развитые экономически страны Европы XVI века. Лозунги кальвинизма были написаны на знаменах голландской освободительной войны (15661609), поддержанной буржуазией и дворянством, выступавшими против Испании, крестьянами и городской беднотой. Англия XVI века, единожды вступив в противостояние с Римом, тоже уже не вышла из него. В соответствии с актом 1534 года о верховенстве (супремации), король стал главой англиканской церкви. Английская Реформация была «спущена сверху» и потому имела свои особенности: сохранила католическую обрядность, епископат, церковные владения... Подобное положение привело к лукавой философской загвоздке: все попытки противостоять «перегибам» английского абсолютизма подразумевали борьбу с официальной религией. В результате она скоро потеряла привлекательность для независимо мыслящих людей, и те кинулись в объятия местного кальвинизма пуританства и его новомодных разновидностей пресвитерианства и левеллерства. Последовали бурные события Английской революции, однако, когда «бунтарская» подкладка под кальвинизмом иссякла, выжила лишь «старая добрая» национальная церковь.
А вот на новых, американских берегах учение реформаторов нашло благодатную почву. Именно в США пышным цветом расцвели ответвления молодой религии: конгрегационализм («вложившийся» в американскую науку основанием Гарварда), квакерство, баптизм, методизм (его «религиозные коммивояжеры» доставляли религию прямо в дома прихожан). И возникли новые: адвентизм, мормонство, универсализм, унитарианство Именно протестантизм напитал классическую немецкую философию, а через нее повлиял и на Россию с ее западниками и неокантианцами недаром современный философ Голосовкер связал в своем исследовании певца «загадочной русской души» Достоевского с «беспокойным стариком Иммануилом» в книге «Кант и Достоевский».
Протестантские страны экономически наиболее развиты стабильные демократические режимы поддерживаются этой мобильной и живой версией христианства. «Лютеранская роза» пустила корни.
Виктор Гараджа, доктор философских наук
Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1525
Девяносто пять тезисов сразу сделали имя Лютера необыкновенно популярным в Германии. До 1517 г. он был известен только в более тесном кругу своих виттенбергских почитателей, к которым принадлежал и сам курфюрст, его государь, и известность эта основывалась исключительно на его успешной деятельности проповедника. Лютер обладал счастливым даром убеждения, и искренность его обращений к слушателям, горячность, с какою он излагал им религиозное учение, убедительность его аргументов привлекали на его проповеди всегда большую толпу, теснившуюся у его кафедры и слушавшую его с напряженным вниманием. Девяносто пять тезисов появились как раз в то время, когда еще не успело улечься общественное возбуждение, произведенное гуманистическою борьбою с кельнскими богословами и их сторонниками, когда общество находилось еще под свежим впечатлением «Писем темных людей». В образованных кругах стали с большим интересом следить за полемикой между Лютером и его противниками. У Лютера явились и сторонники, взявшие на себя его защиту. Таков был, напр., виттенбергский же профессор, человек схоластического образования, Карльштадт, диспутировавший с Экком в Лейпциге; таков был гуманист Филипп Меланхтон (собственно Шварцерд), родственник и ученик Рейхлина, впоследствии помощник Лютера. Лейпцигский диспут сразу поднял Лютера на большую высоту в общественном мнении, а папская булла 1520 г. и страстные воззвания самого Лютера, выпущенные в том же году, делали его живым воплощением национальной и религиозной оппозиции Риму. Эти годы замечательны еще тем, что тогда происходило сближение между будущим реформатором, с одной стороны, и гуманистами и политиками с другой, сближение временное, не имевшее под собою прочной почвы, но весьма характерное для настроения, переживавшегося Германией перед самым началом революционного движения 1522–1525 г. В этом отношении особенно любопытно поведение Ульриха фон Гуттена, видевшего сначала в виттенбергских спорах монашескую грызню и возлагавшего надежду на то, что монахи во взаимной вражде уничтожат друг друга. Смелость, с какою Лютер выступил против папства, привлекла на его сторону Ульриха фон Гуттена. Мы уже упоминали об его памфлетах 1520–1521 гг., о его «Жалобе и увещании против непомерной и нехристианской власти римского папы». «Прежде, говорит он в этом памфлете, – я писал по‑латыни, которая не всякому знакома; теперь я взываю к отечеству, к немецкой нации на её языке – отмстить за эти дела» (zu bringen diesen Dingen Rach), Подобно Лютеру, который обращался к императору и христианскому дворянству немецкой нации, и Гуттен взывает к государям и правящим классам: «Надеюсь, говорит он, это сделают многие рыцари, многие графы и дворяне и многие граждане, также слишком много тяготящиеся этими делами в своих городах, чтобы мой призыв остался без ответа. Вперед, с нами Бог! Кто захочет остаться позади в таком деле? Я отважился – таков мой лозунг!» В другом памфлете («Оправдание») он писал, что всегда обращался к императору и государям с увещанием вступиться в дело, провести реформу, необходимость которой очевидна, ибо, доказывает он, должно опасаться, что если власти не вступятся, а бесчинства куртизанов и бездушных духовных лиц дойдут до крайности, то грубая толпа и бессмысленная чернь (gemeiner Hauf und das unsinnige Volk) восстанет и без смысла сокрушит все. Впоследствии Гуттен сам приглашал эту толпу и этот народ к действию, но пока он стоял на той же точке зрения, что и Лютер. Он тоже в послании к немецкому дворянству говорил, что когда реформы требуют светские государи, то церковь отвечает, будто светская власть не должна мешаться в церковные дела, – и выражал желание, чтобы Карл V занялся реформой. Только неудачный исход Вормсского сейма заставил Гуттена отказаться от надежды на проведение реформы сверху. В ту же зиму 1520–1521 г. Гуттен написал латинский диалог «Булла и буллоубийца», в котором драматически изображает борьбу буллы со свободою, влагая в уста последней такие слова: «На помощь, сограждане! Защитите угнетенную свободу! Неужели никто не решится вступиться за меня? Неужели здесь нет никого истинно свободного, никого стремящегося к добру, никого любящего право и справедливость, ненавидящего обман и преступление?» И Гуттен прибавляет, что «чей бы то ни был этот клич, он должен вступиться, раз он слышит призыв. Посмотрю, продолжает он, что там делается. Вижу, дело идет о свободе. Надо бежать. Что тут такое? Кто кличет? Свобода! Свободу угнетают, Гуттен! Это я, я зову!» В двух других диалогах («Предостерегатели») Гуттен выводит – в одном – Лютера, в другом – своего друга Зиккингена, разговаривающими с людьми, которые хоть и порицают злоупотребление римской церкви, но еще более порицают восстание против неё. Собеседник указывает Зиккингену, что все подымавшиеся против церкви кончали дурно. «А чех Жижка? спрашивает рыцарь. Он оставил после себя славу, что освободил свое отечество от ига, выгнал из всей Богемии недостойных тварей, ленивых попов и бесполезных монахов, имущества их частью возвратил наследникам жертвователей, частью обратил на пользу общественную и т. д.». На панегирик Жижке собеседник замечает, что Зиккинген, по-видимому, не прочь сам подражать Жижке, – и получает в ответ, что, «конечно, не прочь, если добром не удастся сладить». Памфлет этот писался, когда ход дел на Вормсском сейме не внушал нетерпеливому Гуттену особого доверия. Во время этого сейма, открывшегося 28 января 1521 г., Гуттен особенно волновался, издав, напр., еще две инвективы против бывших на сейме папских легатов. Лютера начинало смущать поведение его защитника, и он писал своему другу Спалатину, духовнику и старшему секретарю Фридриха Мудрого (бывшего одним из историков реформации): «Ты видишь, к чему стремится Гуттен, но я не хочу, чтобы евангелие отстаивали насилием и убийством; в этом смысле я и писал ему. Словом побежден мир, словом сохранялась церковь, словом же она и восстановится». Лютеру было также очень неприятно, когда под конец сейма в Вормсе явилось воззвание четырехсот рыцарей, соединившихся за Лютера. Он говорил, что тут действует хитрость его врагов, желающих его погубить, приписывая ему мятежные связи.
Прошло меньше двух месяцев после сожжения буллы, когда собрался в Вормсе сейм, на котором в первый раз присутствовал новый император. Лев X был, как это тогда же открылось, против избрания Карла V, и еще весной 1520 года поверенный императора Мануэль писал ему: «Ваше величество должны поехать в Германию и там оказать некоторую благосклонность некоему Мартину Лютеру, который находится при саксонском дворе и предметом своей проповеди внушает опасения римской курии». Но позднее, как было уже упомянуто, между Карлом V, и папой состоялась сделка: Лев Х должен был помогать императору против Франции, Карл же обязывался содействовать уничтожению ереси в Германии. Между тем борьба Лютера с папою продолжалась, и Лев X подтвердил проклятие смелого монаха новою буллою, которую последний издал с своими комментариями, могущими служить образчиком его полемики . «Лев, епископ, гласила булла (епископ, как волк, бывает пастухом, ибо епископ должен поучать по закону спасения, а не изрыгать проклятий), раб рабов Божиих (вечером, когда мы пьяны, а утром мы прозываемся «господин всех господ»). Римские епископы, наши предшественники, имели обычай в этот праздник (чистый четверг) употреблять оружие правосудия (которое, по‑твоему – отлучение и анафема, а по апостолу Павлу – терпение, кротость и милосердие). По праву и обязанностям апостольским и для поддержания чистоты христианской веры (т. е. светских владений папы) и единства её, состоящего в единении членов с главою Христом и его наместником (мало одного Христа – другой нужен еще), чтобы сохранить святое общение верных, мы следуем древнему обычаю и мы отлучаем и проклинаем во имя Всемогущего Бога Отца (о котором сказано: Бог не посылал Своего Сына в мир, дабы судить мир) и Сына, и Святого Духа и по власти апостолов Петра и Павла и нашей собственной (и я тут тоже, говорит волк пожирающий, будто могущество Бога без него слишком слабо). Мы проклинаем всех еретиков (ибо они хотели обладать Св. писанием и требовали, чтобы папа был воздержан и проповедовал слово Божие)... и Мартина Лютера, недавно осужденного нами за подобную ересь, и всех его приверженцев и всех, кто бы они ни были, которые окажут ему какое-либо расположение (Благодарю тебя, любезный первосвященник, за то, что ты меня осуждаешь со всеми этими христианами; для меня это честь, что имя мое провозглашено в Риме в праздник так торжественно и теперь обходит весь мир с именем всех этих смиренных исповедников Христа)».
Император Карл V в молодости. Художник Бернарт ван Орлей, 1519-1520
Когда Лютер был призван молодым императором и чинами империи на Вормсский сейм , многие сторонники будущего реформатора советовали ему ограничиться оппозициею против светской власти папы, не касаясь религии, и думали, что Лютер отречется от своих мнений. Но Лютер отвечал следующим образом Спалатину, ведшему с ним от имени Карла и Фридриха Мудрого переговоры о том, чтобы он отрекся от своего «Вавилонского пленения церкви»: «Ожидайте от меня всего, но только не побега и не отречения. Я не убегу и не отрекусь от своего сочинения и от своего учения, которое буду признавать до последнего дня, хотя и уверен, что собаки не успокоятся, пока не покончат со мною». Когда Лютер уехал в Вормс, то ему устраивали на дороге торжественные встречи: собирался народ, и Лютер проповедовал. Друзья, опасаясь, как бы с ним не приключилась в Вормсе какая-либо беда, советовали ему не ехать туда, но он отвечал: «если бы на дороге к Вормсу стояли костры, и их огонь доходил до неба, и если бы в Вормсе было столько чертей, сколько черепиц на крышах домов, то я и тогда бы поехал». Карлу, действительно, предлагали не исполнять данного Лютеру охранною его грамотою обещания не причинять ему зла, но Карл не согласился на это.
Время Вормсского сейма было самым блестящим моментом в жизни Лютера. Он не был еще основателем новой церкви, а отстаивал просто право человеческой личности, свободу совести, и его истинное величие на этом сейме заключалось в том, что он торжественно, пред лицом всего света, заявлял, что в жизни человека есть сторона, на которую не может посягать никакая земная власть. В Вормс на сейм съехалось много народа. По улицам не было почти прохода. Лютер пошел в ратушу, где происходили заседания, и солдаты должны были силою расталкивать толпящийся народ. Сначала (17 апреля) Лютер смутился было перед блестящим собранием и говорил нерешительно. Ему представили его сочинения, спрашивая, признает ли он их за свои. Оправившись от смущения, он отвечал, что от своих сочинений догматического содержания он не может отказаться, так как не находит в них ничего дурного, и самая булла папы находит в них много хорошего; что отречься от сочинений, в которых он восставал против злоупотреблений духовенства, значило бы с его стороны предать Германию грабежу, и что наконец, он не может отказаться также и от своих полемических сочинений, ибо это значило бы предоставить торжество своим врагам. Затем Лютер начал говорить против непогрешимости папы и соборов, но его прервали такими словами: «Ты не ответил на сделанный тебе вопрос. Ты здесь не для того, чтобы подвергать сомнению то, что было решено соборами. У тебя требуют прямого и ясного ответа, хочешь ли ты или нет отказаться?» И на это Лютер сказал: «Так как ваше светлейшее величество и ваши высокие власти требуете от меня простого, точного и ясного ответа, то я его вам дам без сучка и задоринки (dabo illud neque dentatum, neque cornutum). Вот он: я не могу подчинить своей веры ни папе, ни соборам, ибо ясно как день, что они часто впадали в заблуждения и даже в противоречия с самими собою. Значит, если меня не убедят свидетельствами из писания или очевидными доводами разума, если меня не убедят теми самыми местами, которые я привел, и если таким образом мою совесть не свяжут Словом Божиим, я не могу и не хочу отказываться ни от чего, ибо не подобает христианину говорить против своей совести». И затем, обращаясь к собранию, он произнес: «Hier stehe ich. Ich kann nicht anders. Gott helfe mir. Amen». Этот твердый ответ произвел впечатление на собрание, но только не на холодного Карла V, сказавшего, что его «этот монах не увлек бы в ересь». Во время речи Лютера слышались громкие одобрения. Ландграф Филипп Гессенский пришел к нему потом на квартиру и сказал: «Если ты считаешь, что дело твоё – Божие, стой твердо на своем». Имперские чины и общественное мнение были на стороне Лютера, и в виду этого Карл должен был его отпустить, дав ему приказ уехать домой. На возвратном пути устраивались Лютеру многочисленные овации, а сам он написал записку к другу своему, известному живописцу Луке Кранаху, в которой высказал свой взгляд на то, что случилось на Вормсском сейме: «Слуга твой, любезный кум, Лука! Я думал, что его величество соберет в Вормсе человек пятьдесят докторов богословия, чтобы убедить, как следует, монаха. Совсем нет. Твои эти книги? – Да. – Отказываешься ты от них? – Нет. – Так убирайся. Вот и вся история». Около того же времени он написал к Карлу V письмо, в котором проводил границу между повиновением Богу и повиновением государю. Мало-помалу из Вормса разъехались и князья, особенно расположенные к Лютеру, и никто не ожидал каких бы то ни было новых постановлений по его делу, как вдруг император предложил оставшимся еще князьям написанный папским нунцием Алеандром эдикт, помеченный задним числом, дававший Лютеру двадцатидневный срок для отречения, а в случае его отказа налагавший на него опалу вместе с его последователями, друзьями и покровителями, сочинения же его обрекались на сожжение. 26 мая эдикт этот был подписан Карлом . Еще ранее того покровитель Лютера Фридрих Мудрый, понимая, что жизнь реформатора находилась в опасности, задумал укрыть его на время. Когда Лютер возвращался домой, его схватили люди курфюрста и отвезли его в Вартбург. Разнесся слух, что Лютера похитили враги его, а он между тем проживал в вартбургском замке под именем рыцаря Георга. Здесь начал он свой перевод Библии на немецкий язык. Это дело не было совершенною новостью в Германии, так как переводы Библии, хотя и уступавшие лютерову по своим достоинствам, существовали уже раньше и были весьма распространены в народе. Предприятие Лютера, оконченное только через двенадцать лет, имело тем не менее большое значение для развития немецкого «литературного языка, не говоря о значении его для религиозной реформации, так как Библия стала теперь доступною для всех в прекрасном переводе. Здесь же начал он переводить на немецкий язык и еврейские псалмы, чем сильно двинул вперед развитие богослужебной лирики. Между тем религиозное движение, возбужденное проповедью и сочинениями Лютера, не только не улеглось, но даже стало принимать все более широкие размеры. Сторонники Лютера издавали полемические сочинения против его врагов; рыцари собирались для защиты дела оппозиции Риму; в городах происходили демонстрации в честь Лютера; сами князья уже начинали понимать, какие выгоды для усиления своей власти могут извлечь из борьбы с курией; даже некоторые духовные лица читали сочинения Лютера «ohne Verdruss», как выразился о себе базельский епископ, а другой говорил даже: «мы все лютеране», указывая этим на сходство собственных воззрений с учением Лютера. Но собственно для большинства немцев весь вопрос заключался в определении отношений нации к Риму, для Лютера же – в догматах веры, в силу чего Лютер и многие его приверженцы понимали дело реформации неодинаково. Основною чертою характера Лютера был своего рода консерватизм: он отделился от церкви медленно и постепенно: его приверженцы были решительнее, и они сразу порывали с католической церковью. Лютер пробыл в Вартбурге до весны 1522 г., а в его отсутствие в Виттенберге и других местах началось насильственное ниспровержение католицизма, заставившее его выступить уже умерителем начатой без него реформации.
Для истории общественного возбуждения в Германии около 1521 года см. August Baur. Deutschland in den Jahren 1517–1525 betrachtet im Lichte gleichzeitiger anonymer und pseudonymer deutscher Volks- und Flugschriften. – Jord. Deutschland in der Revolutionsperiode (1521–26). Сторонники Лютера: Jäger. Andreas Bodenstein von Karlstadt, – Schmidt. Melanchlon"s Leben. – Hartfelder. Philipp Melanchton, als Praeceptor Germaniae. В 1897 r. no случаю четырехсотлетнего юбилея Меланхтона вышли соч. о нем Wilson"а, Deane (оба англ.). Kauffmann" a, Haupt"а, Sell"а и др. Более новый труд (1902 г.) о Меланхтоне написан Ellinherfswb. Cp. Kawerau. Die Versuche Melanchthon"s zur katholischen Kirche zuruckzufuhren.
Hausrath. Aleander und Luther auf dem Reichstage zu Worms. – Pasquier. L"humanisme et la réforme: Jerome Aleandre.
Основатель евангелическо-лютеранской церкви. Родился в Эйслебене (в Саксонии) 10 ноября 1483 года. Он происходил из крестьянского сословия, был сыном рудокопа и получил в семье строгое религиозно-нравственное воспитание. В 1501 г. он поступил в эрфуртский университет, где, изучая право (по желанию отца), занимался в то те время философскими науками, а также усвоил себе все необходимые приемы диалектики. Одновременно с этим Мартин Лютер изучал латинских классиков и вступил в близкие сношения с представителями эрфуртского гуманизма – Рубианусом и Лангом. В 1502 г. Лютер получил степень бакалавра, а в 1505 г. магистра философии.
В том же году незначительное; событие послужило толчком к перемене в жизни Лютера, положившей начало его будущей деятельности. Гроза, застигшая его в горах, произвела глубокое впечатление на его пылкую натуру; Лютер был, по собственному его выражению, «объят страхом, ниспосланным с неба», и с той поры стал мучиться сомнениями в возможности достигнуть спасения при греховности человеческой природы. Он оставил рассеянную жизнь, поступил в августинский монастырь в Эрфурте и принял священническое звание (1507). Однако, несмотря на жизнь, полную труда и покаяния, страх божественной кары не оставлял Лютера, и в тиши своей кельи он переживал не одну тяжелую минуту грусти и отчаяния. Решительный переворот в его душевном мире произвёл один старый монах, разрешивший все его сомнения простым указанием на главу об отпущении грехов. Ревностное изучение Святого Писания, с одной стороны, и беседы с приором августинского ордена, Штаупицем, с другой – содействовали укреплению в Мартине Лютере сознания о возможности достижения вечного спасения силою одной веры.
Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1525
Совершив в 1511 г., по поручению своего ордена, путешествие в Рим, Лютер ужаснулся, увидев глубокую испорченность католического духовенства, Тем не менее из Рима он вернулся еще верным сыном католической церкви, глубоко верующим в её безграничный авторитет. Еще до поездки в Рим Мартин Лютер начал читать во вновь учреждённом виттенбергском университете лекции об Аристотеле; сделавшись доктором теологии (1512), он начал чтения о посланиях апостола Павла, произнося в то же время частые проповеди в виттенбергских церквах на тему о Божьей благодати, достигаемой помощью веры, сделавшейся краеугольным камнем его учения.
95 тезисов Лютера (кратко)
Вскоре Лютеру представился случай открыто выступить врагом римской церкви. Злоупотребление папскими индульгенциями достигло тогда крайних пределов. Торговавший этими индульгенциями монах Тецель появился также в окрестностях Виттенберга (1517), именно в то время, когда там праздновалась годовщина освящения местной дворцовой церкви, По обычаю того времени подобные празднества сопровождались публикациями, прибивавшимися к дверям храма; Лютер воспользовался этим и прибил к церковным дверям 95 тезисов, в которых указал на различие между покаянием, как актом внутреннего, нравственного мира, и существующей церков ной системой покаяния. Успех 95 тезисов был чрезвычайный: в течение 14 дней они успели обойти всю Германию и были встречены всеобщим сочувствием. В начале 1518 г. 95 тезисов подверглись осуждению со стороны папского цензора; а в 1519 г. папский теолог Экк вызвал Мартина Лютера на публичный диспут в Лейпциге (касавшийся главным образом вопроса о главенстве папы), после которого совершился окончательный разрыв между Лютером и римской церковью.
Сожжение Лютером папской буллы
Неутомимо работая пером, Мартин Лютер стал развивать в своих сочинениях учение о праве на священство всех верующих, о религиозной свободе, о том, что церковь не нуждается в земном заместителе в лице папы, и потребовал, между прочим, причащения под обоими видами и для мирян. Эти учения и его связь с такими отъявленными врагами Рима, как Гуттен , окончательно навлекли на Лютера гнев папы. В 1520 г. появилась папская булла, отрешившая его от церкви, на которую Лютер ответил новым сочинением: «О свободе христианской личности», а буллу торжественно сжег вместе с папскими декреталиями пред воротами Виттенберга. От наказания за этот поступок Лютера спасло только заступничество курфюрста Фридриха Мудрого, бывшего до избрания Карла V наместником императорского престола.
Как в вышеупомянутом, так и в других изданных в том же году сочинениях («К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианского состояния» и «О вавилонском пленении церкви») Мартин Лютер призывает христианство к борьбе против заносчивых требований папы и духовенства, требует уничтожения порабощавшей народ системы отпущения грехов и указывает на непосредственное сближение с Богом путем веры, как на единственный источник успокоения и блаженства.
Лютер на Вормсском сейме 1521 и в замке Вартбург
В 1521 г. Мартин Лютер был потребован к ответу пред императором Карлом V и рейхстагом; явившись на имперский сейм в Вормсе , он перед лицом властей и многочисленного народа смело отстаивал свое учение и решительно отклонил предложение отречься от своих идей.
Лютер на Вормсском сейме. Картина А. фон Вернера, 1877
На обратном пути, по инициативе покровителя его, саксонского курфюрста Фридриха Мудрого, на Лютера «напали» замаскированные «разбойники», привезшие его в Вартбург, где он, скрываясь под чужим именем, нашел безопасное убежище от всяких преследований и мог спокойно отдаться своей литературной и реформаторской деятельности. Здесь Лютер совершил один из капитальнейших трудов своей жизни – перевод Библии на немецкий язык.
Лютер в Вартбурге (где он жил под именем Йорга). Художник Лука Кранах Старший, 1521-1522
Реформация Мартина Лютера (кратко)
Недолго, однако, он удержался в Вартбурге. Фанатические крайности его последователей , иконоборство, нерешительность Меланхтона в виду этих событий вызвали Лютера из его убежища. Он снова появился в Виттенберге и силою горячей проповеди восстановил спокойствие, после чего ревностно отдался устройству преобразованной церкви, обнимая своей реформаторской деятельностью богослужение (которое стало производиться на немецком языке, и многие обряды которого были заменены молитвой и пением гимнов), церковное устройство, школьное дело и т. д., результатом чего явились его сочинения: «О порядке богослужения в общине», «Книга церковных песен», «Большой катехизис», «Малый катехизис» и др. Отрицая безбрачие духовенства, Мартин Лютер женился (1525) на Катарине фон Бора (тоже бывшей монахине), затем стал уничтожать монастыри, обращая их имуществе на устройство школ, больниц и пр.
Портрет Мартина Лютера и его жены Катарины Бора. Художник Лука Кранах Старший, 1525
Смелый религиозный реформатор, Лютер, однако, твердо стоял за существующий политический строй, резко осуждая всякую попытку к его изменению. Таким образом, он явился горячим противником партии Мюнцера , а во время Крестьянской войны в 1525 г. горячо осуждал действия крестьян и анабаптистов в двух сочинениях: «Призыв к миру» и «Против крестьян – грабителей и убийц». Точно также реформаторская деятельность Цвингли встретила в нем противника. Помимо религиозно-обрядовых несогласий со швейцарскими реформаторами, Мартин Лютер был крайним противником идеи вооруженная сопротивления, вследствие чего совершенно отклонил обширный план Цвингли и ландграфа гессенского относительно совместного действия всех реформационных сил для борьбы с папством и католической монархией. Окончательный разрыв между лютеранской или саксонской и южногерманской и швейцарской реформацией последовал на религиозном диспуте в Марбурге (1529) так что на аугсбургском рейхстаге 1530 г. саксонские немцы выступили уже со своим особ, исповеданием веры («Аугсбургская конфессия»), которым завершился процесс образования лютеранской церкви. Однако, и в следующие годы Лютер продолжал неутомимо работать над начатым делом, оставаясь до конца верным своим идеям: в этом духе были им составлены в 1537 г. Шмалькальденские артикулы; руководствуясь теми же идеями, он отклонил посреднические предложения в Регенсбурге в 1541 г. и приглашение на Тридентский собор в 1545 г.
Личность Лютера
Пылкий, порывистый, подчас неумеренно резкий, когда дело касалось его религиозных убеждений, в частной жизни Мартин Лютер отличался ясностью духа, добродушными юмором, веселым нравом и теплым, сострадательным отношением к людям. Внутренняя, душевная жизнь его представляла, однако, меньше спокойствия: не раз переживал он тяжелые, мрачные минуты, борясь с дьяволом, мучимый фантомами, грозившими помутить его сознание. К этому присоединялись еще частые телесные страдания, развившиеся в мучительную болезнь, которая свела его в могилу. До самой своей смерти Лютер продолжал действовать в Виттенберге в качестве проповедника. Он умер 18 февраля 1546 г. в Эйслебене, в том самом городе, где родился и куда отправился за несколько дней до смерти. Тело его похоронено в Виттенберге.
Значение Лютера
На памяти Мартина Лютера остается упрек в потворстве его высокопоставленным друзьям – князьям. Но эта слабость отчасти искупается его духовными и нравственными качествами. Не менее важны услуги, оказанные Лютером немецкой литературе. С ним начинается новый период в истории немецкого языка; слог его проповедей, брошюр, трактатов полон энергии, силы и выразительности, и потомки ценят Мартина Лютера не только, как церковного реформатора, но и как одного из популярнейших писателей Германии.
В этом году исполняется 500 лет начала Реформации. В 1517 году 95 тезисов немецкого богослова Мартина Лютера положили конец Средним векам и привели к образованию новой конфессии. Сам он считал Реформацию губительной, а свое учение непонятым.
Обещание
Мартин Лютер был выходцем из бедных крестьян, о чем сам всегда с гордостью говорил: «Я сын крестьянина, мой отец, дед и прадед были чистые крестьяне». Несмотря на происхождение, хорошие отношения с бюргерской семьей Котто позволили Лютеру получить философское образование в университете Эрфурта. Лютер был блестящим студентом, родители прочили ему карьеру юриста, но два события резко изменили не только жизнь Лютера, но и, как оказалось, ход мировой истории.
Во время студенчества Лютеру пришлось похоронить лучшего друга – в молодого человека ударила молния. Смерть друга сильно повлияла на Лютера. Он невольно стал задавать себе вопрос, что станется с ним, если его так же внезапно призовет Бог.
Вскоре после этого, возвращаясь в Эрфурт после летних каникул, Лютера также настигла неожиданная гроза. Оглушительный удар грома раздался вблизи, молния ударила в нескольких шагах от него. В ужасе он воскликнул: «Святая Анна, помоги мне! Я буду монахом!» Фраза вырвалась непроизвольно, но Лютер был не из тех, кто отступается от своего слова. Через две недели он исполнил свой обет.
«На сводах ада»
Одним из переломных моментов в жизни Лютера, который впервые зародил в нем сомнение в правоте католической церкви, это его поездка в Рим. Путешествие произвело на молодого монаха крайне негативное впечатление. Лютер был немцем от головы до пят, практичность, строгость и простота были национальными особенностями его натуры. Кроме того, он принадлежал к ордену Августинцев, члены которого проповедовали аскетический образ жизни. И тут немецкий монах попадает в Италию, в сам Вечный город Рим, где роскошная жизнь является неотъемлемым атрибутом жизни церкви. Лютер с ужасом потом вспоминал о нечестивости римлян, алчности духовенства, его вовлечении в светскую политику, передавая старинную пословицу: «Если есть ад под землей, то Рим построен на его сводах». В Риме Лютер слышал хвастливые речи монахов, утверждавших, что папский мизинец сильнее всех немецких властителей; слышал обидные клички, даваемые его соотечественникам. Для такого обожателя папства, каким был Лютер, это впечатление было убийственным. Впоследствии он говорил, что не взял бы и 100 тысяч тайлеров за эту поездку в Рим, которая открыла ему глаза.
Чудодейственный товар Тецеля
Главным камнем преткновения и последней каплей для Лютера стал вопрос об индульгенции. Как известно, «продажа» прощения грехов была достаточно распространенной практикой в Средние века. Разумеется, официально это не считалось коммерцией. Согласно катехизису, католическая церковь обладает бесконечным количеством божественной благодати и может даровать отпущение временной кары за грехи, то есть епитимьи. Но для этого человек должен отдать самое дорогое, эквивалентом «самого дорогого» охотно признавались деньги. Хотя сами «торговцы билетами в рай» часто извращали принятый канон, выставляя грамоту как стопроцентную гарантию за отпущение грехов. Именно так поступал доминиканец Тецель, человек с сомнительной репутацией, но ораторским дарованием. В пламенных выражениях он выхвалял народу чудодейственную силу своего товара. У него была особая цена для каждого преступления: 7 червонцев за простое убийство, 10 – за убийство родителей, 9 – за святотатство и так далее. Ему верили, люд сбегался к нему за грамотами, кто-то расставался с последними грошами, только бы избавить душу от мук чистилища. В 1517 году он появился в окраинах Виттенберга, где Лютер преподавал богословие. Возмущенный тем, что его паства предпочитает купить отпущение, нежели раскаяться, Лютер попытался разубедить народ. Когда это не помогло, он обратился к вышестоящим чинам – архиепископу Альбрехту, который получал свои барыши от продажи индульгенций. Он лаконично посоветовал навязчивому богослову не наживать себе врагов.
Канун Дня всех Святых
Ни увещевания к народу, ни обращения к своему «непосредственному начальству» не помогли Лютеру решить проблему. Недовольный результатом, он решил найти союзников в университете. В образованной среде Лютер встретил тех, кто был готов разделить его мнение. Его активно поддерживал викарий ордена августинцев Иоганн фон Штаупиц. Лютер долго колебался, но последней каплей для него стало заявление людей паствы, что они не собираются менять свою жизнь.
1 ноября 1517 года в День всех Святых около дворцовой церкви Виттенберга начала собираться толпа людей, ведь в церковном празднестве были обещаны широкие отпущения грехов. Но в этот раз все пошло «не по сценарию». К самой двери церкви ножом был прибит документ, который впоследствии вошел в историю как «95 тезисов».
Скрытые силы
Многие историки утверждают, что Лютер не видел в своем поступке ничего противозаконного и сожалел о своем разрыве с Папой. Но уже сам факт, что он приколол ножом документ к двери главной церкви города, не подразумевал дальнейшего примирения с Римом! Как же богослов решился на такой шаг, ведь после него Лютера могли ждать, в лучшем случае, потеря степени и положения, в худшем – анафема, гонения и костер. Этому может быть только два объяснения: либо этот человек был взбешен, и не понимал, что творит, либо за ним стояла некая влиятельная фигура, на поддержку которой он рассчитывал. И такая сила была.
К XVI веку правители германских княжеств и главы городов страдали от влияния Ватикана, который использовал их как источник финансов и всячески вмешивался во внутреннюю политику. Церковь имела на это право, согласно учению о «Константиновом даре». Якобы, император Константин передал верховную власть над всеми территориями Римской империи Папе. К 1517 году отношения между Римом и немецкими правителями настолько накалились, что нужен был только повод для начала войны.
Разочарование
«Я был один и лишь по неосторожности вовлечен в это дело» - писал потом о Реформации Лютер. Не прошло и двух лет, а декорация совершенно переменилась. Теперь он был не один в поле воин, за его спиной стояли многие ученые и богословы, Лютером орудовали политические силы. Есть мнение, что сам Мартин был разочарован в движении, он считал, что его учение было неправильно истолковано: «реформатор сам должен был признать, что во всем этом главным образом виновато его учение об оправдании одной верой, неверно понятое. Оно должно было бы служить исправлению людей, но выходит наоборот, люди теперь скупее, безжалостнее, развратнее, чем раньше при папстве». Но Лютер так и не отказался от своих тезисов, которые шли против Римской церкви. Он отрицал способность Папы отпускать грехи, его право на политическую деятельность, отвергал индульгенцию. В общем, наносил существенный удар Ватикану. Свою критику католичества он продолжал и в своих дальнейших сочинениях, а в одном даже благословил германских князей на реформирование церкви в памфлете «К христианскому дворянству немецкой нации».
Сожалел Лютер и о своем знаменитом переводе Библии на немецкий язык: «Простой народ не знает ни Молитвы Господней, ни Символа веры, ни десяти заповедей, живут как скоты бессмысленные, и, однако, не успело появиться Евангелие, уже мастерски научились употреблять во зло христианскую свободу».
Личная выгода
Но Лютер тоже получил некоторую выгоду от своего понимания «христианской свободы». Как известно, в своем учении он критиковал целибат, и первый же подал пример, женившись на сбежавшей из монастыря монахине Катарине фон Бора.
Даже самого Лютера пугали последствия его поступка. Осуждая разврат Ватикана, он был первым в истории церкви монахом, нарушившим вековые традиции целибата. Выступая против обмирщения церкви, он сам сделал шаг в сторону мирской жизни. Сам он признавался: «Мне не чужды желания, испытываемые мужчиной, я не каменный. Но я сознаю, что в любой день могу быть сожжен на костре как еретик».
«У меня есть мечта» («Я мечтаю», «I have a dream») - название самой известной речи Мартина Лютера Кинга. Мартин Лютер Кинг произнес эту речь около полувека назад 28 августа 1963 года со ступеней Мемориала Линкольна во время Марша на Вашингтон за рабочие места и свободу. В этом выступлении Кинг на весь мир провозгласил свое видение будущего Соединенных Штатов Америки, где белое и черное население могли бы сосуществовать как равноправные граждане своей страны.
Смотреть видео
«I have a dream»
на английском языке
Смотреть видео
«У меня есть мечта»
на русском языке
Речь Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта» и по настоящее время является общепризнанным шедевром ораторского мастерства. Наверное, многие знаменитые политики не раз пересматривали ее, шлифуя свои риторические навыки.
Ораторские приемы
Давайте и мы рассмотрим эту знаменитую речь с точки зрения использования Мартином Лютером Кингом специальных ораторских приемов , оформляющих тезисы его речи, превращающих его выступление в мощнейшее агитационное оружие.
Стиль и формат. Мартин Лютер Кинг, являясь баптистским священником, произнес настоящую речь-проповедь. Конечно, это не была проповедь в чистом виде, но выступление прошло именно в религиозном формате, на тот момент столь близком для 300 тысяч американцев, стоявших у подножья монумента Линкольну. Стилистика выступления в первую очередь продиктована отказом автора от стандартных политических лозунгов и обращением к такому личному рассказу о своей мечте.
Подготовка к выступлению. Стоит отметить, что речь эта не была спонтанной, к своему выступлению «У меня есть мечта» Мартин Лютер Кинг осознанно и очень серьезно. По ходу выступления автор изредка пользовался своими записями, которые помогли ему произнести великолепную эмоциональную речь, без оговорок и запинок. Его голос звучал настолько естественно и уверенно, что эта уверенность мгновенно передалась всем присутствующим. Без тщательной подготовки, произнести такую заразительную речь было бы просто невозможно.
Метафоры. «Мы сможем вырубить камень надежды из горы отчаяния», «мы сможем превратить нестройные голоса нашего народа в прекрасную симфонию братства». Метафоры сделали тезисы Кинга яснее, ярче, и смогли поистине придать его мыслям эмоциональные оттенки настоящей мечты, донести их до самых глубин сознания и сердец слушателей.
Цитаты. Речь Кинга изобилует аллюзиями на Ветхий и Новый Завет, Декларацию независимости США, Манифест об освобождении рабов и Конституцию Соединенных Штатов. Автор намеренно использует цитаты из тех источников, которые признаны, как среди его сторонников, так и среди противников, таким образом, адресуя свое выступление и тем, и другим, увеличивая свои шансы воздействия на слушателей.
Темп и паузы. Важнейшую роль в этой речи играет темп произнесения текста и логические паузы. Они выделяют каждую фразу речи, каждую законченную мысль. Основной темп речи плавный, с постепенной тенденцией к ускорению, усилению эмоциональной составляющей, которая подогревает толпу слушателей, срывая громкие овации и крики одобрения.
Аудитория. Вы, скорее всего, заметили на фоне выступления Кинга кивающие лица, которые отражают их доверие к оратору, настоящую веру в его идеи. Эти лица воздействуют на наше восприятие речи «I have a dream» подсознательно, используя человеческую склонность к конформизму, нежелание идти наперекор мнению большинства. Этот ораторский прием используется многими политиками, он и по сей день не потерял своей актуальности.
Цикличность речи. Речь Кинга нельзя назвать типичным последовательным изложением одной мысли. Обратите внимание на тот факт, что он не раз возвращается к определенным тезисам своего выступления. Общими местами являются неоднократные обращения оратора к своим товарищам из Колорадо, Миссисипи, Алабамы, которые перекликаются с идеями уже упомянутыми автором ранее, возвращают слушателей к этим мыслям, заставляют еще раз задуматься о главных для Кинга вещах.
Общие тезисы
Сама концепция речи построена так, что Мартин Лютер Кинг делится своей мечтой со своими товарищами. Он не заявляет, как должно быть и что следует делать, а говорит лишь о том, о чем мечтает. Тем не менее, форма изложения речи не умаляет силы воздействия его тезисов на аудиторию, ведь Кинг не просто декламирует, призывая к разуму, а затрагивает чувства слушателей и вселяет в их головы свои идеи, свою мечту. И эта мечта становится общей, и народ начинает верить в нее.
Кроме того, Мартин Лютер Кинг адресует свое выступление не только аудитории, собравшейся у Мемориала Линкольна, но и руководству страны, людям, принимающим важнейшие решения. Этим фактом продиктована особая логическая структура тезисов в речи оратора. Можно сказать, что некоторые высказывания и заявления Мартина Лютера Кинга в речи «I have a dream» были похожи на шантаж властей США: «Мы не успокоимся до тех пор, пока…», — говорит он, обращаясь и к своим товарищам, чтобы обозначить их чувство идентичности с протестным движением, с одной стороны, и обращаясь к своим противникам, чтобы вынудить их вступить в переговоры во избежание беспорядков, с другой стороны.
Цитаты речи
“I have a dream” – «У меня есть мечта»
“I say to you today, my friends, so even though we face the difficulties of today and tomorrow. I still have a dream. It is a dream deeply rooted in the American dream.” – “И хотя мы сталкиваемся с трудностями сегодня и будем сталкиваться с ними завтра, у меня всё же есть мечта. Эта мечта глубоко укоренена в американской мечте.”
“I have a dream that one day down in Alabama, with its vicious racists, with its governor having his lips dripping with the words of interposition and nullification; one day right down in Alabama little black boys and black girls will be able to join hands with little white boys and white girls as sisters and brothers.” – “Я мечтаю сегодня, что однажды в Алабаме с её злобными расистами и губернатором, с губ которого слетают слова о вмешательстве и аннулировании, в один прекрасный день, именно в Алабаме, маленькие чёрные мальчики и девочки возьмутся как сёстры и братья за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками.”
